Я твое золотое лицо видел ночью. Горело окно.
И ломился миндаль зацветающий в синие стекла.
Он еще обещал — три последних недели со мной
Оставаться. Но я тебя за душу обнял.
Не последней, не первой была и болела весна
Сухожилия трав держали меня за лопатки.
Я лежал на земле и смотрел на тебя, и не знал,
Как взрывается тишь, растворяется в запахе сладком.
Как умеешь, на свет посмотри, и поближе к огню
Поднеси свои руки, похожие на колыбели.
Я тебе обещаю: я их навсегда сохраню
На своих рукавах, волосах сохраню, и на теле.
Никому не отдам твой покой, не раздам никому,
Кто понять не сумеет, как долго умело томиться
Молоко наших слов, немота нерассказанных мук.
Тише, тише. Не бейся испуганной птицей.
Не ломай оперение и прекрати укрощать
То, что может гореть. То, что может излиться наружу.
Я тебе обещаю — вернее, могу обещать:
Я себя сберегу и сумею тебя не разрушить.
