Угадай, почему все они изменяют любимым?
Угадай, почему все они изменяют любимым?
- Не считая телесных уродов -
Потому что хотелось тепла, а оно все мимо.
А когда нет тепла...им хотелось хотя бы свободы.
Угадай, почему все они изменяют любимым?
- Не считая телесных уродов -
Потому что хотелось тепла, а оно все мимо.
А когда нет тепла...им хотелось хотя бы свободы.
От имени страха не сказано сильных мыслей.
От имени боли не принято верных решений.
Мы продолжаем терзать беспокойством близких,
Цепляясь напрасно за их беззащитные шеи.
Вперед посмотришь, скоро пелена
И скоро снег, сочащийся сквозь крышу.
Я вижу дно, я все допил до дна,
Дай воздуха. Я ничего не слышу.
Ты встаешь у окна, под тобой карниз.
У тебя два омута: низ и высь.
Шереметьево гаснет. Никто не летит.
Остывают железные рельсы пути.
Деревянный вагон из Москвы в никуда,
В никуда, вдоль по рисовой корочке льда
Мимо двух горизонтов. Туман и покой.
Скоро ты отразишься и станешь рекой.
С тобой говорю, ты глядишь на колени,
Нутром наружу стою, беспомощный.
Прошу прощения, виню в измене,
Языком изжалив до едкой горечи.
Есть звери, пахнущие мясом,
За той чертой, где черта с два
Себя разыщешь. Льется масло,
Торчит навершие гвоздя —
Из сорной травы, из черной кости
Приходили в дом неживые гости,
Орали, пели пустые песни,
А мать сжимала латунный крестик.
Ты и я одиноки оба.
Ты и я на своих постелях
Друг за друга держимся, чтобы
Не теряться в густой метели.
Не обижай меня своим
Касаньем губ, до дрожи чуждым.
Нам больше этого не нужно,
Ни слова о моей любви.
Тебя не волна убьет,
Меня не волна убет.
Нас не волна убьет.
Только суша
Мне почти ничего не страшно.
Глаза говорят огнем,
Пожирают лицо бумажное.
Растворяются в нём.