Евфросиния Капустина

Вот бабушка ловила мух ладонью,
а дедушка – газетину свернув.
Свят-свят, Илья, швыряй свою молонью
куда-то штоб не прямо по зерну.

Прогорклый снег. Покоцанный асфальт.
На БээМПэшке плавится февраль.
Боец, присядем.
Кому куда, а ты бери, неси.

Топ да топ. Чеканно. Направо! Прямо!
На ковре ворсинки — трава да ямы,
Швы — накаты пыльных кривых обочин:
Шерстяной плацдарм наизусть изучен.

Смилла чувствует снег. Несмело его листая,
Вспоминает: олений запах и волчья стая,
Много клюквин на очень белом и очень страшно…
Смилла чувствует снег таким вот — всегда вчерашним.

в тихом омуте черти как дважды два
воздух липок малинов почти кровав
выходи из нутра на один два три
топай солнце струится в провал двери

Погоди. Раскипится — сбавишь, пока не трожь.
Мама учит варить картошку, под крышку — нож,
Не сбежала чтобы. А я — бегу. Я бегу.
Погоди. Распогодит — выбежишь в жёлтый смог.

выход
верить колёсам
ещё ногам
запад красит гранатом дорогу нам

Весна – лишний повод, вдруг, оказаться «в»
Бороться с привычкой «около», «возле», «рядом».
Проснуться и выяснить – нет никакого ада,
Но есть бесконечность копий, и ты привык.

И случается страшно. Вжмуривай и шагай.
Вдоль чужого безумия в запах парного, вешнего.
Вместо хора людского – рваный вороний грай,
Вместо деланной нежности спят воробьи в черешневом.

Баю-бай, засыпай. Не учись ходить,
Научись касаться – цветов и ветра.
И запомни, выжить – почти запретно,
Животворное зелье храни в горсти.

Он рождается
Узнаёт со второго дня:
слишком маленький, чтобы слышать и что-то знать
Дальше — больше: он слишком мал заводить щенят,

И угораздило их родиться
Такими странными
Да так, что шанса им ни единого быть в обычности
Им вырастать, становиться взрослыми — слишком ранними,

Испугайся меня, нацеленную на всех
Испугайся меня
Увидь, что идёт кино
Я снимаю

Кате читали Пушкина
Сказки смеялись папиным
Катя просила заново
Катя просила все

На оконной наледи спит ладошка,
Фонари сутулятся и косят
Бомж несёт за пазухой чью-то кошку,
Не родись он — некому бы спасать