Mungo von Jerrie

Я куплю в магазине на площади крест
и повешу его над кроватью,
чтобы каждое утро – как будто воскрес –
мог, проснувшись, его целовать я.

Я приду хоть по мокрому снегу,
хоть по морю, по суше.
Я не знаю, как лучше!
Все дороги Европы оббегал,

Запах конфет с коньяком,
спирта, фенола...
Звук радиолы.
Мне он совсем не знаком –

1
Я просто хочу знать,
зачем так дёшево продаётся тот,
кто мог бы быть для этого мира Богом.

Я молюсь – своему столу,
и тетрадям своим – молюсь.
Я сажусь за него, встаю,
возрастаю – вдруг – умалюсь.

Вечер у церкви – серее,
а день – рыжей.
Камень могильный, смиренье
и чернь крыжей.

Звёзды сыплются в клетки линолеума, словно блёстки,
и застряла луна между внешней и внутренней рамой.
С потолка угрожает упасть на макушку извёстка -
этот город, квартиру и мир выбирали мы сами.

Здравствуй, солнце. В завязке я две недели;
хочется нажраться, но ничего, держусь.
Пишу стихи, ни черта нужного не сделав;
тут не «гильотинная», а электрического стула жуть.

Мои несчастные
железнодорожные сёстры
кидают камни
в пластиковых прохожих

I
 
Тринадцатый апостол революций
Своею краской небосвод смешал.

I
 
Никто не знал, откуда ты явился,
Одновременно сложный и простой,

I
 
Туда, где поднялась заря ночная,
Поэт-дервиш, несёшься словом вскачь,