Поскольку проза вроде как не запрещена - а выложу-ка я тестовый кусочек. Если понравится - настолько, чтобы кинуть ссылку друзьям - продолжим, нет - так нет.
НЕ СОТВОРИ СЕБЕ Q-мира
Автор гневно осуждает поведение главного героя,
а также смиренно просит прощения у тех читателей,
чьим моральным требованиям ГГ не соответствует.
Подающий надежды
Академия демиургов мало чем отличается от любой другой высшей школы. Я их не один десяток перевидал, так что за базар отвечаю. Но диплом по нынешним временам – не роскошь, а средство трудоустройства, поэтому я стал усердным студентом. Не верится? Сам не верил, пока не собрал коллекцию высших баллов за предпоследний курс.
Начались каникулы в кругу семейства. Перестав быть паршивой овцой в благопристойном стаде, я удостоился весьма радушного и неимоверно скучного приема. Папаня разразился речью в том духе, что я гордость рода и пример для подражания. (Интересно, кому пример, если я единственный ребенок в семье?) Домашний доктор похвалил мою отличную физическую форму, дворецкий – манеры, стилист – прическу. Кто о чём, а муха о навозе.... Потом состоялось двухчасовое интервью про жизнь в кампусе, учебу, профессоров, однокурскников и т.д. и т.п., вплоть до самочувствия собачки ректора. Выпитого за семейным обедом чая хватило бы на небольшой бассейн. На следующий день кошмар повторился, только вместо врача и стилиста были соседи, вместо родственных поцелуев – хлопки по плечу, вместо чая – имбирное пиво (вот ведь издевательство!). На следующий... не знаю, как вам, а мне хотелось завыть.
Магистр Ансельм прикатил через недельку, как только закончились вступительные экзамены. Он старше меня всего лет на пять, просто гораздо раньше перебесился, ну и, надо признать, с природным талантом. Я его первый подопечный, и Ансельм душу вкладывает в мое обучение, а не просто числится куратором. Желаю того же всем студентам всех времен и миров! А что даже летом не позволяет отлынивать от занятий ни себе, ни мне – так даже к лучшему. По крайней мере, появилась уважительная причина не ездить с визитами к бесконечным тетушкам и не слушать кокетливой чепухи от кузин.
Ансельм считал необходимым досконально изучить хотя бы один образец, прежде чем я приступлю к созданию мира. Планета Земля в качестве наглядного пособия вполне его устраивала. Так что с утра пораньше мы погружались в энциклопедии, травники, своды законов, бестиарии, поваренные книги, географические атласы и прочая, и прочая. Только стол кряхтел под багажом знаний! После полудня, когда обстановка в библиотеке накалялась, – печь яйца на подоконнике не пробовал, но кожаная обивка кресел обжигала, – отправлялись в пивной погребок. Наступала очередь философских бесед и практических наставлений. Вечером – экономика, экология, экзотерика, эклектика и другие обобщающие дисциплины, а ночами магнитофон бубнил мне в ухо эпосы на языках оригинала.
В итоге, к дипломной практике я подошел во всеоружии. Память ломилась от богатств, которые выработало человечество. Многомерная блок-схема творения снилась мне то в виде башни из кубиков, то чертежом на многослойном стекле, то в облике юной официантки Мари... Последнее объяснялось, по Фрейду, предвкушением – я ждал начала работы, как первого свидания. Что касается Мари, то свидание в сентябре будет далеко не первым.
Проводили нас делегацией человек в сто, часа три, не меньше. Благослоения и последние советы я выкинул из головы сразу же. Более материальные подарки спустил по приезде, дабы успеть протрезветь и очухаться до начала занятий. Магистр Ансельм дал мне взаймы – ровно впритык дожить до стипендии. Все-таки понимающий мужик мой шеф, и пьет умеючи.
Собрание факультета превратилось в сплошные трогательные напутствия будущим бакалаврам и в приватные беседы с любимыми учениками. В тот же день я уладил последние мелкие формальности, пополнил запасы табака и кофе, разлиновал бумажную скатерть квадратиками в четверть дюйма и...
Вот козёл!
... И только собрался взяться за дело – в дверь постучали. Точнее, какая-то зараза изо всех сил долбила в нее каблуком.
– На себя! – заорал я, не вставая с места. Скорее всего, кто-то из моих однокашников перебрал и ошибся комнатой.
В дверном проеме показалась унылая козлиная морда. Когда я говорю «козлиная», я имею в виду именно козла, самца домашней ангорской козы. Волна соответствующего запаха не оставляла места сомнениям.
Ну, предположим, козел на пятом этаже студенческого общежития – не самое удивительное. Видали, по каким склонам бегают горные козы? Удивительной была цветовая гамма посетившей меня особи: от фиолетового лба через все цвета радуги до густо-красного хвоста, при этом левую половину словно бы разбавили белилами, а в правую подмешали черной туши.
– Демиург? – спросил я озадаченно.
– Не-е-е, – проблеяла скотина.
– Метаморф?
– Не-е-е...
– Ты из Академии?
– Не из Академе-е-е-и...
– Ты вообще – волшебник?
– Приме-е-е-рно...
Я открыл окно и закурил: он вонял все сильнее. Видать, от волнения.
– Ну и чего тебе надо?
– Сме-е-еси...
– Абсурдный мир?
– Разуме-е-е-ется.
– Что, потерялся? Или тебя сделали отдельно?
Если найду двоечника-творца – ух, я ему рога пообломаю! Чтоб неповадно было мусорить.
– Не-е-е, я дре-е-евний.
Вот тут-то я и сел. В лужу, ненароком зацепив кофейник. Самозародившийся в мешанине архетипов радужный козел! Мать материя, папа хаос и повитуха случайность! Вынь да положь ему А-мир, а то ведь не уберётся: некуда ему идти. Но почему мне такой подарочек?!
– Сейчас вернусь, – пообещал я. – Ничего тут не трогай.
Первым делом я попытался дозвониться куратору, но магистр Ансельм будто в воздухе растворился. А может и впрямь растворился, с него станется. Что ж, задачка хоть и не типовая, но бакалавру по силам.
В книжной лавке я скупил дюжину залежавшихся романов, уже раза три уцененных. Затем ободрал клумбу, прячась в колючую живую изгородь при каждом подозрительном шуме. С букетом роз в руках и с шипами во всех остальных частях тела я пришел в местный музей. Заведующая растаяла от цветов и грубой лести, мой жалкий вид ее тронул – и добрая тетка разрешила мне попользоваться музейным экспонатом.
Итак, домой я вернулся с тибетским молитвенным барабаном, вязанкой макулатуры и ледяной решимостью.
Низкий поклон изобретателю фоторезака! К полуночи я превратил пять тысяч страниц в тонкую бумажную лапшу и загрузил ею древнейший из лототронов. Смазал шарниры, поплевал на ладони – и с двенадцатым ударом часов крутанул рукоять.
Не буду останавливаться на физиологических подробностях; я еще раз убедился в полезности обязательных уроков физкультуры. То и дело через плечо свешивалась козлиная борода. Я чрезмерно любопытных человеков терпеть не могу, а тут... А еще – противный визг трущихся деталей! Щелчки статического электричества по пальцам! На рассвете, змокший, голодный и злой, я выгреб из барабана пригоршню информационного мусора и прочел вслух.
«Графиня и красный автомобиль ели наперегонки тушу бронтозавра. Мутная река беззобной веселой брани скрашивала одиночество грузчиков. Очередной набор здоровых духов доказывал им с пеной у рта правила пользования огнестрельным будуаром. Весна музыкальным воспитанием аккумулятора способствует возникновению запрещенных поединков. Травы требуют ремонта в конце каждого воскрешения из мертвых.»
– Устраивает?
– Отме-е-енно, – радостно промекал козел. У него вдруг выросла еще одна пара конечностей – волосатых, с массивными перстнями на каждом пальце и длинными наманикюренными ногтями. Козел сгреб охапку бумажной лапши, развесил ее на уши, топнул копытом и самоликвидировался. На полу остались выпотрошенные лаковые переплеты, священная реликвия тибетцев и невесть откуда взявшаяся гипсовая копилка-свинья.
В комнате попахивало серой.
Жуть в полосочку
Беглый осмотр жилища на предмет горящей проводки дал отрицательный результат. Чего, в общем-то, и следовало ожидать: я не настолько рассеян, чтобы забыть о включенном утюге. Выкурив трубочку для успокоения нервов, я лег вздремнуть.
...Кто-то мягко, по-воровски, шнырял по комнате. Не двигаясь, я поискал глазами незваного гостя. В сумерках удалось разглядеть лишь неясный контур метра полтора в высоту и метр в ширину. Это могло быть что угодно: неприкаянная душа мученика науки, продукт интерференции М- и Ж-миров*, прибывший по межпланетному обмену дипломник, голограмма скверного качества; наконец, просто не в меру дерзкий домушник. Оно меня пока не замечало – или игнорировало, как некое архитектурное излишество. Поэтому я постарался стать как можно меньше и проскользнул в щель между кроватью и стеной.
Ну и пылища! Волокна ткани, комочки глины, перья из подушки, паутина – все это смягчило удар об пол, но поднялось в воздух и заставило меня раз двадцать чихнуть. Оно услышало и двинулось в направлении звука.
Степень опасности существа прямо пропорционально произведению силы на агрессивность, а коэффициент пропорциональности – довольно сложная функция от интеллекта. Сила, в свою очередь, есть произведение массы на ускорение. Величина агрессивности определяется... Тут паника окончательно блокировала мои умственные способности, как иногда бывает на экзамене. Издав теоретически необоснованный вопль, я опрометью бросился к двери по кратчайшей траектории, то бишь прямой. Оно рванулось наперерез и оказалось проворнее.
Прямо передо мной чуть покачивалась похожая на ковш экскаватора конечность, усаженная по краю длинными кривыми и даже на взгляд острыми лезвиями. Я кувыркнулся назад, перекатился в сторону. Бокен валяется где-то на шкафу. Да ведь я при нынешних размерах просто не подниму эдакую оглоблю. Дернул же черт уменьшиться!
Еле успел спрятаться за швабру. Зеленые глаза неумолимо надвигались. Ох, спасусь – обязательно заключу договор страхования жизни. И завещание напишу. Отсутствие нотариально заверенных последних распоряжений отрицательно сказывается на имидже усопшего.
Додумать эти довольно-таки неуместные в моем положении мысли помешал грохот падающей швабры. Чудовище оглушительно заорало и отскочило.
Воспользовавшись моментом, я метнулся к двери и обнаружил, что не достаю до замочной скважины. И никаких тебе пузырьков "Выпей меня". Впрочем, если добраться до аптечки – там можно отсидеться, даже несколько дней, с учетом витаминов и стимуляторов. Главное, чтоб дверь ванной была открыта.
Прямоугольный великан-призрак по-прежнему загораживал окно. Вид луны, просвечивающей сквозь его зеленоватое тело, не способствовал сохранению самообладания. Я грохнулся в обморок и сделал лужу, в падении опрокинув многострадальный кофейник. Чуть не утонул, зато кофе вернул меня к реальности.
Реальность не радовала. Падающая швабра толкнула вешалку, пальто и плащи смахнули коробку с хозяйственным хламом, мешочек семигранных гаек расплющил мою любимую шляпу. В потемках я наступил на тюбик с гуталином, и на полу повсюду чернели следы. Изодраная когтями портьера висела на честном слове. Картину разгрома довершали опрокинутые стулья и осколки абажура.
А на письменном столе, хищно урча, глодала гусиную ножку изящная полосатая киска месяцев четырех от роду.
Зверя вместе с его добычей я вынес в коридор, взбодрился лошадиной дозой кофе и по мере сил привел комнату в порядок. Бумажная скатерть, вся в жирных пятнах после кошачьего пиршества, разделила участь тысяч себе подобных. Не судьба ей стать картой будущего Мира... Я начал рисовать координатную сетку на свежем листе. Необходимая, но совершенно механическая работа оставляла дух свободным, и...
* · Вовсе не то, о чем вы подумали, а «мистика» и «жуть».
Продолжение
