Любовница декабриста

За мной не смотрели шинельные полицаи.
Я встала в двенадцать, пока купола мерцали
От нежных лучей декабрьского зенита.
И город чернел чугуном и мерцал гранитом,
Гремел артиллерией. Падали юнкера.
Сегодня все кончено, город вставал вчера
Влекомый великими мыслями, мелкой ложью.
Я встала сегодня в двенадцать, на сером ложе
Остался мужчина с руками-манжетным кружевом.
Мне кто-то сказал - я могу называть его мужем.
За окнами дерево думало, что горит,
Но это расселись бесстыжие снегири.
Я вышла на улицу в красном, как будто в трауре,
Горя от желанья растечься на тротуаре,
А может пытаясь сражаться с поникшим бытом.
Но что я могу по сравнению с тем, кто был там.
Скажи, ты был там?
Я шла вдоль реки, плача от нестерпимой горечи,
Обиды на то, что теперь мне остаться с прочими,
А вы выбивали свои имена на паперти
Исакия, в приговорах, в народной памяти.
Во имя чего? Вы убили там губернатора,
Стояли каре, и готовили препараты
Из крови и грязи, присягу смешав с конституцией,
И лица гвардейцев, сплошь желтые, как настурции
Не дрогнули, как щебетали во всех газетах.
Но что они могут по правде сказать об этом?
Во имя чего я иду к тебе вдоль по набережной,
А мимо - старухи, бессовестные и набожные
Болтают о тех, кто отправится на рудник
И шепчут, актерствуя "Господи, сохрани!"
Прекрасно стоять перед смертью с идеей в горле,
Подняв не на битву, так на уши целый город.
Герои мертвы теперь, вечно прекрасны лица
Героев, а каждый оставшийся жить - убийца.
Когда я пришла - заколачивали ворота.
Так, алым огнем, не способным зажечь хоть что-то
Срывается с ветки голодный с утра снегирь.
Нет, все-таки я не уеду с тобой в Сибирь.