Я уходила, как крейсер идет на мины,
Превыше всех чувств я ставила чувство долга.
Когда моя слабость шептала ему: возьми меня...
Возьми меня.
Я протыкала себя иголкой.
Любые счастливые лица - чужие лица.
Ни одного взаимного поцелуя.
Мир состоял из преступников и милиции,
Из тех, кто страдает и тех, кто за них воюет.
А я умудрялась весело совмещать,
Хотя меня не учили таким вещам.
Однажды, конечно, крейсер осел корытом,
Железные тросы не выдержали нагрузок.
Глаза оставались зрячими и открытыми,
Но были они открытыми словно шлюзы.
Знакомое выцветает, став неизведанным,
Ударит по шее, тяжелое, как топор.
Единственной формой любви остается преданность.
Другого я не могу признать до сих пор.
Ладони передо мною лежат - каноэ,
Плывет лунный окунь по небу - иди, лови.
Перед рассветом под кожей нещадно ноет.
Как старые поцелуи.
Не по любви.