Полина (Pola) Шибеева

слушай, у меня никаких сил, чтобы выжить
я давно уже обескровлена и обезвожена
нет у меня ни клыков, ни глаз бесстыжих
я – бездомный кутёнок, больной и брошенный

расскажи, почему они все улыбаются, будто бы им не больно?
почему они ходят в кафе, магазины, кино и театры?
почему они так спокойны, счастливы, беспечны и всем довольны?
почему на семейных видео они светятся в каждом кадре?

ужас в том, что мы никогда не ужились бы вместе
как бы нам ни хотелось всей этой розовой чуши
мы так быстро скатились бы в ад из кромешной жести
что уже через месяц умудрились бы всё разрушить

Это дым от костров, это листья, похожие на монеты
Это жухлые травы, пахнущие скорой смертью
Город будет сначала рыжим, потом – раздетым
Никому не открывайтесь осенью, никому не верьте

говорить с ним о боли – всё равно, что горох об стену
у тебя раскаляется кровь, набухают прозрачные вены
и слова вылетают, как пули, с нечеловечьим криком
а от него в ответ – ни черта, кроме дурацкого хмыка

Холодный август, первый листопад. Никто его пришествию не рад, но все готовят книги, свечи, пледы, романтизируют ошибки, раны, беды, потягивая грог или глинтвейн… Достать ружье и стать, как Курт Кобейн, но что-то держит в этом странном мире: янтар...

Лето про*бано, просрано, прожито кое-как,
Август догнал и накрыл тебя, как похмелье.
Это не жизнь, это просто дешёвый кабак,
Мы разбежались, озлобились, постарели…

я продолжаю себя убивать, постепенно, со знанием дела
в лёгких всё меньше воздуха, кожа становится белой
впереди никакого света: ни лампочки нет, ни солнца
половина не замечает, половина – просто смеётся

они возвращаются, через много лет возвращаются снова
говорят, что теперь-то до них дошло, теперь-то они готовы
плачутся у дверей, повторяют, как малые дети: пусти
обещают носить на руках, прижимать со всей силы к груди

жара растекается по плечам охристо-солнечным мёдом,
лижет горячим своим языком загорелую влажную кожу.
хочется броситься в озеро, в прохладную чистую воду,
а потом ощущать песок в новых беленьких босоножках…