Папа ушел в пятьдесят
Папа ушёл в пятьдесят. Мне двадцать пять. Осталось еще полвека.
Если за это время я не убью в себе человека,
Не превращусь в стерву с гнилой душой,
Наша Мария станет совсем большой,
Папа ушёл в пятьдесят. Мне двадцать пять. Осталось еще полвека.
Если за это время я не убью в себе человека,
Не превращусь в стерву с гнилой душой,
Наша Мария станет совсем большой,
В мире людей (современном и сытом),
в шуме больших городов
сколько ж любви тишиною убито,
сколько ж не сказано слов!
Гори, сердце чёрное, непоправимо
Гори безрассудным огнём.
Лети! Пролетай, сердце чёрное, мимо
Огня и не думай о нём.
От маленьких строк к большим,.
От намеков к конкретным мерам.
Я был скромным, но вот решил,.
Я держал при себе, но вверил.
Пожалуйста, храни тот добрый свет,
Что некогда горел в родных глазах!
Не тают снегом люди, - вовсе нет,
Хоть заключить в объятья их нельзя.
Знает ли он что творится в душе твоей?
Внутри бывает жутко и сыро,
И ты не пугаешься этого, словно злодей,
Шныряя повсюду, молвит проныра:
Душа болит, в клочья разбита,
Очередное и долгожданное счастье пробито.
Каждый вздох глубоко пронзает сердце,
Как будто перед тобой закрывается жизненная дверца.
Шёл человек, а шлейфом загорались
Открытые сердца, и дух в них был высок.
"Сними очки, давно не в моде радость,
Как идиот живёшь, благодаришь за всё.
Давай про родину и детство,
про каждый день, давай от сердца,
захочешь жить - начнёшь вертеться
по кругу дом-работа-дом
Внутри у меня существует город
И каждый угол его мне дорог.
Я застегну на шее ворот,
Блокируя внешний сквозняк.
нет больше у ведьмы сердца, этого алого куска мяса
ходит она нечёсаной девкой, носит одни лохмотья
мёрзнет она на крыльце призраком зеленоглазым
всё высматривает кого-то, будто дикая рысь на охоте
Поспорили однажды голова и сердце,
Кто важнее для жизни людей
«Я тут главный
– кричал Мозг, - Поверьте