Папа ушёл в пятьдесят. Мне двадцать пять. Осталось еще полвека.
Если за это время я не убью в себе человека,
Не превращусь в стерву с гнилой душой,
Наша Мария станет совсем большой,
И на щеках у меня морщины заметно толще...
Может тогда я поживу подольше.
Папа ушел в пятьдесят, не объяснив причины.
Так по ночам уходят во тьму мужчины,
Тихо, спокойно, чтобы никто не слышал.
Папа ушел не во тьму, а куда-то выше.
Мне двадцать пять. Жалкая четвертинка.
Я все такая же вредная, яростная кретинка.
Пухлые губы дую, как то дитя,
Режу любимых правдой, едва шутя,
Только тебе кажусь почему-то милой.
Папа ушёл в пятьдесят, обладая силой.
Сдюжил, дошёл, и, подводя итог,
Папа курил табак, выдыхая смог.
Делал, что должен. Честь ему и хвала.
Мне двадцать пять. Я еще не жила.
Папа ушел в пятьдесят. В общем-то не цепляясь,
Не оставляя шлейфом слепую зависть
К тем, кто живет и видит его дитя.
Папа ушел в пятьдесят молодо, не кряхтя
Старческим голосом, не сотрясая кости.
Он меня больше не зазывает в гости.
Мне двадцать пять. Собеседник уже не тот.
Папа ушёл в пятьдесят, думая, что пройдёт,
Боль и хандра выпорхнет мотыльком....
Мне двадцать пять.
Под сердцем Мария. Папа с ней не знаком.
