Чародейский свет за моей спиной озаряет путь, оставляя тень.
Лесной шепот мог говорить со мной, говорил бы, если бы захотел, но молчит листва, и беззвучье древ оглушает слух, будто адский крик.
В жертву им давно приносил я дев, чтобы кро...
В мастерство твое за тобой пришел.
Ведь все, что ты делаешь — хорошо,
Все красиво, ровно идёт строка.
Хочу повторить, — но дрожит рука,
"Не боишься?"
У Аньки блестели глаза.
Я молча кивнул.
(Дрожала рука,
Невозможно уснуть. Меня мучают голоса. В плотном гуле тонуть — все равно, что плутать в потьмах, лабиринтами мрак меня водит по тупикам. Невозможно отвлечься, ни отдыха дать глазам.
Этот мрак давно норовит меня растерзать, он не знает боли, у...
Среди паутины веток
Не видно задорных глаз.
Уже на исходе лето,
Свет солнца давно погас,
Мать не жалеет злобы в своих словах.
Я вижу отчетливо ярость в родных чертах
И не смею, не в силах поднять на нее глаза.
"Это, мама, наверное, черная полоса.
Позвольте напиться, дражайшая госпожа!
Каждый раз, когда вижу вас — будто большой пожар
Начинает плясать, все бушуя в моей груди,
Выжигая все, что ни встретится на пути.
Танцуй, Саломея! Ее шагам вторит звон,
Золотые браслеты гремят на ее запястьях.
За танец тетрарх согласился отдать ей все,
Он жадно глотает слюну ненасытной пастью.
Травы, настойки, да пряные специи.
Мать не нашла себе лучшей профессии,
Чтобы лечить меня и зарабатывать;
Сына спасти ее подслеповатого.
Путеводная мне не светила уже года.
Мне стало казаться, что я навсегда ослеп.
Оно и понятно. Звезда моя так горда.
Испытанье дала мне — отправиться в древний склеп.
Если б ты приняла золотое мое кольцо,
Наша связь с тобой стала бы крепче любых цепей.
Я давно потерял человеческое лицо,
Но взглянул на тебя — и мне нет никого милей.
Россыпь храмовых свеч озаряла просторный зал,
В глубине арок юный священник читал псалтырь.
Он читал его вслух, его голос едва дрожал;
С ранних лет ему запрещено покидать монастырь,