Путеводная мне не светила уже года.
Мне стало казаться, что я навсегда ослеп.
Оно и понятно. Звезда моя так горда.
Испытанье дала мне — отправиться в древний склеп.
Она согласилась, что станет навек моей,
Что стану бессмертным и с ней разделю века,
Если я сражу то, что таится на мрачном дне,
Ее вечного, в тьме зародившегося врага.
Я ходил и искал его долгие сорок лет.
В лабиринтах идей затерялась моя душа.
Потерял уж свою остроту мой надежный меч,
Плащ осел, да парадный камзол мой пообветшал.
Я считал теперь, что испытание — это вздор.
Вместо света меня звали хриплые голоса,
И, уставший плутать, я послушно пошел на зов,
Осторожно ступая за ним, будто по ножам.
Он повел меня вниз, завывая из темных глубин,
Чем ближе, тем пуще тот хлад норовил сковать.
Я не видел, но знал, как ладони его бледны;
Чтобы выбраться, он молил руку ему подать.
Лишь я подал ладонь — как в запястье вонзился клык.
Крупный змей, раскрыв пасть еще шире, еще возрос,
Да вгрызся в плечо, прошипев мне: "Плати, должник,
За то, что избавил от плена безликих звезд!
Да скажи мне вот, что: от какой ты сюда попал?
Я сам здесь провел нескончаемые века,
И никто никогда не решался сойти во мрак.
Кто велел тебе сгинуть, кто нить роковую ткал?"
"Я плутал в ожидании знака ее годами.
Путеводная нить превратилась в густую тьму.
Я — пустой, меня мучает только о свете память.
Забирай мое сердце! Теперь мне оно ни к чему.
Прошу об одном; отомсти за меня сполна,
Сожри все, чтобы было ей нечего освещать.
А если ее свет не видят мои глаза,
Пусть ни для кого он не будет существовать".
Змей усмехнулся и зубы вонзил мне в грудь.
Я шел и я сгинул; окончен мой путь во тьме.
Демон жадно вобрал вместе с телом и мою суть;
Вместе с плотью, любовь мою с ненавистью к тебе.
