Сергей Корчнев

Декабрь. Час дня. Может, час ночи.
Июнь. Час ночи. Светло, как днём.
Вот и полгода. Всего пара строчек.
Перечитаем? Перелистнём?

Вдох - темень, выдох – свет, сливаться
в бескрайний вечный Млечный воедино,
и здесь – над Вологдой,
и там – над Палестиной.

Крик
Сосед за стенкой что-то приутих –
давно не слышно запредельной ноты,
финальной точки вечера субботы,

Гляжу в окно, в осеннее предснежье,
и жду, когда подействует наркоз,
а осень мечется, как баба без одежды,
пытаясь выскользнуть из бани на мороз.

Продавали ели
Негры на базаре.
Первого апреля.
Где-то, в Занзибаре…

Значение слов теряется в словах,
когда их вслух. Ты просто подшепни мне так,
что помнишь, как гремели на мостках
в то лето наши доски на подшипниках.

Осень сбрасывает кожу,
завершая и итожа,
трётся кожей о прохожих,
о перила у моста…

черствеет зрение меняя суть вещей
что было сложным стало много проще
уже не делишь ни на толстых ни на тощих
а просто на людей и на блюдей

Втисну утром ноги
В джинсовые дудки,
В кофеварке сварен
Мой серотонин,

Предвоенные годы, как тракторы,
перемалывали и давили.
Собирали свои генераторы
две подруги на «Электросиле».

Я нашёл в кармане
прах от старых листьев –
на моей ладони
прошлогодний тлен.

Стучатся яблоки в планету,
А у меня меж рёбер гложет,
На грусть осеннюю похоже...
Стучаться - весело, быть может,

Топчемся по асфальту,
В чёрных разбитых звёздах –
Слёзах – метаморфозах
Северного дождя.

Помнишь, что сказал дворник Прохор, Мить?
«Разница между блином и пиццей
такая, как между желанием прокормить
и возможностью прокормиться!»

Оборванные верёвки,
туды-растуды качель,
был двор, а теперь задворки,
был чейный, теперь - ничей.

Клочьями небо, как старый армяк, дождь обещали, вроде. На
остановке затертый аншлаг: "Кинотеатр Роди-на".
Первые капли, а я – без зонта, на улице Чернышевского.
Дождь начинается, как всегда - с движения человеческого: