Сергей Корчнев

гнетущее безмолвие прощается постепенно
оно исчезает тихо, остаётся лишь пена
пена оседает, превращается в воду
это код весны готовится кем-то к вводу

Серый дом расквадрачен оттенками синего,
Днём с огнём, даже тени уже не найти его.
Есть приметы: за окном два бутона азалии,
Силуэты с неразборчивыми голосами.

Нещадно ветрено в распахнутом дворе,
не разобрать, откуда ветер дует.
В аэродинамической трубе
сбивает с ног работников фэн-шуя.

Он верил ей без остатка, весь -
Она говорила, что он самый сильный и быстрый,
Что одна нога уже здесь,
Другая – ещё там, где был выстрел.

Утреннее забелье,
начисто неспроста,
что было - теперь за дверью.
Жёстко стелет метелью

Декабрь. Час дня. Может, час ночи.
Июнь. Час ночи. Светло, как днём.
Вот и полгода. Всего пара строчек.
Перечитаем? Перелистнём?

Вдох - темень, выдох – свет, сливаться
в бескрайний вечный Млечный воедино,
и здесь – над Вологдой,
и там – над Палестиной.

Крик
Сосед за стенкой что-то приутих –
давно не слышно запредельной ноты,
финальной точки вечера субботы,

Гляжу в окно, в осеннее предснежье,
и жду, когда подействует наркоз,
а осень мечется, как баба без одежды,
пытаясь выскользнуть из бани на мороз.

Продавали ели
Негры на базаре.
Первого апреля.
Где-то, в Занзибаре…

Значение слов теряется в словах,
когда их вслух. Ты просто подшепни мне так,
что помнишь, как гремели на мостках
в то лето наши доски на подшипниках.

Осень сбрасывает кожу,
завершая и итожа,
трётся кожей о прохожих,
о перила у моста…

черствеет зрение меняя суть вещей
что было сложным стало много проще
уже не делишь ни на толстых ни на тощих
а просто на людей и на блюдей

Втисну утром ноги
В джинсовые дудки,
В кофеварке сварен
Мой серотонин,

Предвоенные годы, как тракторы,
перемалывали и давили.
Собирали свои генераторы
две подруги на «Электросиле».

Я нашёл в кармане
прах от старых листьев –
на моей ладони
прошлогодний тлен.