Прилёт! И "вскрипнуло", осело на плетень
большое дерево, когда-то белоствольно,
сейчас - такое же, как этот чёрный день.
Оно всё чувствует - деревьям тоже больно.
Воздело руки, как немой укор,
как смертник, подписавший приговор,
привязанный к стволу, обложенный ветвями
клянёт себя за это подписание.
Беззвучна смерть, но воет на излёте,
и песня эта радует старуху.
И только псы не воют с голодухи,
что знают вкус, ещё не сгнившей плоти
своих богов, их некогда кормящих,
из рук, когда вкуснее сами руки.
Распилят ствол. Сколотят ящик.
И всюду - мухи, мухи, мухи...
