Там у пруда, над мельничным колесом,
месяц прозрачен, сказочно невесом.
В сумерках спелых танец теней не нов
в ласковых вспышках крошечных светлячков
там у пруда, над мельничным колесом...
Ночь заманила! Пяткой босой в волну
встанет Маришка, чтоб из горсти плеснуть
горькие брызги, ярый полынный сок,
в омут глубокий - с запада на восток.
Топчет Маришка пяткой босой волну.
Падают звонко капельки с колеса.
Вышли русалки на стебельках плясать -
не шелохнётся в пляске сухой камыш,
замерли звуки, замерли звёзды. Лишь
падают звонко капельки с колеса.
Он показался, тихой укрыт водой, -
тёплые речи, только зрачок пустой.
Хоть нарекался добрым и молодым,
перебирая пальцами волн лады,
злом оказался, мёртвой укрыт водой.
В самую полночь омут, плеснувший тьмой,
манит Маришку, манит в немой покой.
Только полынью пахнет нутро глубин,
и отступает морока господин
в омут стоячий, в омут, плеснувший тьмой.
Смело Маришка пальцем ему грозит:
- Взять не посмеешь, хоть и стою вблизи!
Капли полыни тянут его ко дну -
лапой когтистой рвёт пополам волну,
только Маришка пальцем в ответ грозит.
И без опаски смело плывет она
в водах спокойных, словно в ночи луна.
Мрак притаился, мрак отпустил пока.
Шёпот струится, жадно скользит рука:
- Что ж... Пусть сегодня смело плывет она.
Там у пруда, над мельничным колесом
утренний ветер ласков и невесом.
Он успокоен чарами да волшбой -
дует на воду, носит пушинок рой
там у пруда, над мельничным колесом.
