Nancy Feth

Кром Круах цедит трубочный яд и ногой болтает.
Скучно. Жертвенной крови напьёшься и будешь пьян.
Дану смотрит Марией - ни грешная, ни святая;
Дану бархатно смотрит, раскуривая кальян.

Умирают смешные, весёлые мальчики:
не по рангу мечта и любовь не по росту им.
И сутулят по-детски наивные плечики
безымянные крестики по-над погостами.

Если собрался делить, то вспомни:
делить лучше на́двое,
чем на́трое.
Это избыток в крови непонятных веществ,

Маленький Стефан сегодня уснёт один.
Мама сказала: - Пора повзрослеть, сыночек.
Тени в углах хоть и страшные, но не очень,
разве что мрачные складки цветных гардин.

У меня в голове свили гнёзда веселые струнки-змеи,
этот регги безумен: колёсная лира, ситар, гобой...
Да расслабься, не парься, всё круто, играй, Джа-бой!
Не стясняйся, играй как умеешь - да хрен с тобой...

У неё позолота у пенного рта,
да сама – сирота в строгой тени креста.
И божится, и жмётся к ногам бытия –
вроде, нужная всем, но при этом ничья.

Старый Канги, похожий на ворона, жаждет восхода...
Ветер треплет накидки и шкуры у входа в типи.
Старый Канги табак и последнюю жизнь израсходовал,
только так и не вспенил ладонями вод Миссисипи.

Он, охрипший от слёз, обнимает мои колени.
У него - влажный глаз, и зрачок голубой - олений.
Я пытаюсь его простить.
Эти горечь и ночь - я без меры от них устала!

По чистоте твоих округлых плеч
Я догадалась - лето неизбежно.
Ты, осиянное светилом одиноким,
Стремишься в меланхолию увлечь,

Я ударяю... И дже́мбе мне отвечает,
звуки-фасолинки сыплет тебе под ноги:
танец ладоней безумен, а взгляд - отчаян.
Я выкупаю право на жизнь у бога!

Моё окно - прозрачный водоём,
застывшая проекция небесная.
Колышется и мучается в нём
опутанная призрачными лесками

Там у пруда, над мельничным колесом,
месяц прозрачен, сказочно невесом.
В сумерках спелых танец теней не нов
в ласковых вспышках крошечных светлячков