и отчего же я так грустно не пишу,
как самый одаренный из поэтов?
на дне бокалов прячутся и в этом
находят свою сильную строфу.
быть может, так заведено у нас,
чтоб трепыхаться от бессильной боли
и проживать изысканный экстаз
от передозировки алкоголя?
от медитаций так не истереться
и не вселяется такая пустота.
развеивает память и строка
берет свою мелодию из сердца.
возможно, нужно вдвое созерцать,
чтобы отчетливо ронять слова из ада.
найду в себе измученных ребят,
с которыми играла жизнь, кто падал
на острие иззубренной судьбы,
безжалостной и полной искуплений.
и в пламени огня терялся ты,
и в темноте преследовали тени.
там вырос и испытан был не раз,
закован в цепи, высечен, заброшен.
из глаз струились камни и горошин
растопленный и ядовитый газ.
наверное, всё было не про то.
и я переродился, став глупее.
и на плечах болтается пальто,
испорченное красками, и время
меня неумолимо жжёт. из глаз
уходят в даль прозорливые взгляды.
на этих линиях так искренне сейчас
рассеяны аккорды, ритмы, склады.
и пишется не изо тьмы руин,
не в маргинальной комнате убитой.
сюиты, переливы, стансы, биты -
с сияющих вангоговских картин.
и отчего тогда не рифмовать,
не оскверняя сфер скулящим даром?
испытывай меня, строка, угаром
чудесных мук, рожденных вдохновлять.
