Последние

Опять на улице "весна",
В который раз за эту зиму!
Автолюбитель чертыхнется:
Блин, только поменял резину!
В который раз за эту зиму!
Автолюбитель чертыхнется:
Блин, только поменял резину!


Грустная сказка о спящей принцессе
Я не успел, я опоздал,
Ведь был мой путь извилист, кружен.
Я думал, попаду на бал,
Я не успел, я опоздал,
Ведь был мой путь извилист, кружен.
Я думал, попаду на бал,


Гляжу в небо
Мне роняет листва на ладони слезинки,
Но не дождик прошел–это осень пришла.
Облаков-балерин, словно пух, пелеринки
Мне роняет листва на ладони слезинки,
Но не дождик прошел–это осень пришла.
Облаков-балерин, словно пух, пелеринки


От иных много шума - человек, как кувшин,
Коль пустой он, порожний, то шумит, словно джинн.
Содержимое в ком, не шумит понапрасну,
Он наполнен до верха самым лучшим из вин.
Коль пустой он, порожний, то шумит, словно джинн.
Содержимое в ком, не шумит понапрасну,
Он наполнен до верха самым лучшим из вин.


Жил легко, беззаботно по жизни шагая,
Не заметил, как плотно очутился у края.
На краю призадумался вдруг и гадаю,
Что там ждёт: ада жар или гурии рая?
Не заметил, как плотно очутился у края.
На краю призадумался вдруг и гадаю,
Что там ждёт: ада жар или гурии рая?


Виктору Третьякову
Осенняя грусть
Все так же листья будут мантры шелестеть,
Трава слова любви шептать бродяге-ветру.
Осенняя грусть
Все так же листья будут мантры шелестеть,
Трава слова любви шептать бродяге-ветру.


Взывала сердца боль к луне собакой,
Душа рвалась из собственных оков,
И сердце билось словно перед дракой,
И было все всерьез, без дураков.
Душа рвалась из собственных оков,
И сердце билось словно перед дракой,
И было все всерьез, без дураков.


«Устало всё вокруг, устали цвет небес,
И ветер, и река, и месяц, что родился,
И ночь, и в зелени потусклой спящий лес,
И желтый тот листок, что наконец свалился».
И ветер, и река, и месяц, что родился,
И ночь, и в зелени потусклой спящий лес,
И желтый тот листок, что наконец свалился».
