Дарина Григорьева

Мои чувства — в вине, как истина, нерушимый вовек устав.
Напои меня винной ягодой, выпей следом — из уст в уста,
Ощути меня в том касании, послевкусие посмакуй,
Зарисуй под ребром любовь мою, в гранях памяти загипсуй,

Мне печати на лоб поставили,
Под копирку сковали, сплавили,
Окружили, глазели, правили,
Мол, смотрите, почти не дышит.

И снова ночью бескрылой птицей лечу на север в железном монстре.
Стучат колеса, хрипит приёмник, клубится дым у янтарных ламп,
Качает нежно, как сына в люльке, рукою крепкой стальное море,
И перья гладят из полумрака десятки тёплых ...

Если небо твоё падёт -
Я атлантом взвалю на плечи,
И ничто меня не убьет,
не коснется и не согнет -

Бежим по асфальту в сухой февраль, сбивая года и пяты.
Мы в этой ночи навсегда с тобой закованы и распяты,
Серебряный месяц, смеясь с небес, целует чело и губы.
С кирпичных домов, разогретых днём, ноктюрном гудят нам трубы.

И остовы погибших кораблей
К нам тянут костяные мачты-руки,
Зачахшие от сырости и скуки,
Нас тянут вниз всё жёстче и грубей.

Дельфины гибнут в своих квартирах, вставая где-то в четыре-двадцать. Их учат с детства кому-то верить, над чем-то вечно взахлеб смеяться, их с детства просят забыть о море, о жарком юге и грубом солнце. Дельфины смотрят на гущу кофе, а видят скалы...

Играй на мне, на скрипке самой нежной,
Смычком по ребрам выведи аккорд,
Наполнись мной, изысканной, безгрешной,
Будь мною очарован, пьян и горд,