Угличу
Для меня здесь — гнездо на мансарде, окно прямиком в белопузье небесных котят и болтливая Волга во взгляд шириной. Город знает про свет и любовь, говорят.
Заблудиться — за благо. Знакомлюсь без карт.
Листья встречных дубов прорыжели до з…
Для меня здесь — гнездо на мансарде, окно прямиком в белопузье небесных котят и болтливая Волга во взгляд шириной. Город знает про свет и любовь, говорят.
Заблудиться — за благо. Знакомлюсь без карт.
Листья встречных дубов прорыжели до з…
Звездоликие листья ложатся ковром, замедляясь в коньячно-медовом плену. Тишиной у прудов надышаться бы впрок, ведь другая нескоро…
Пора повернуть.
Безголосый трамвай нарушает канон, даже хриплый звонок шепчет глуше ветров. Человейник чер…
Обережное кружево крепче отцовской любви, невесомо вплетённой стамеской в кедровую нить. Ненарочное зло сквозь узоры пролезть норовит, но резные наличники держат удар перед ним. Ритуалы сильны, ибо память о сути крепка.
Паутинка берёзовых вет…
Я девчонкой не грезила шёлком и кружевом,
подбирая к нарядному платью перчатки:
зачитавшись однажды в ночи, обнаружила –
интереснее войны, турниры и схватки.
Медные лужицы плещутся по небу,
выжжен до бурой золы колосник.
Сумерки — уголь.
Раздуть бы хоть что-нибудь:
Кокон зреет и дышит, дублируя пульс.
Притягательно-мерзок, но сер и безлик.
Войском липнущих щупов в мой разум проник:
«Не сбежишь, не крадись, всё равно дотянусь», —
Твои сны — лёд невставшей сибирской реки, вязь пайеток, заломленных против принта. Лески держатся плотности штор вопреки; лунный луч не обрежет ни ткань, ни металл. Приграничная слабость. Внеявный кошмар. За спиной звонко лязгает жуткая пасть, как…
Ни парковок, ни станций, ни фар, ни людских голосов — на закате садилось два солнца, а то не к добру. Разъедает пустые глаза слишком крепкий посол. Плавникам не сдаются опоры небесных запруд, цепко держатся сте́нами снеговорота и льда и скулят гол…
... Но пока отражаешься в зеркале,
ты живее живых, сестра.
Как бы вправду тебя ни коверкало,
не показывай стёклам страх.
Восстаёт до небес, набегает прибоем на взгляд, поднимается крепким тайфуном зелёных вершин: такова крутизна, на которой движки барахлят. Многоярусный лес непрохож, потому нерушим. Между гребней этажно устроились город и люд. В расселённых домишках…
Многослойное небо в креманках долин, порционные улочки, клетчатый шарф: этот город портал в глубь веков посулил, мегаполисный гул с неотжившим смешал. Ни засвета экранов, ни трубки в руке. Только мы.
В конце ряда ларьков — мармелад. Длиннохво…
Трамвай дребезжит мимо Детской,
где оборвалось ребячество:
мать развелась с почти-папой,
август выстыл наждачнее февраля,