Aliaksandr Saldatsenka

В чём мать меня на свет произвела,
в том выйду я на улицу однажды
Я буду представительным и важным,
и архиважными — мои дела

Городская электричка
За окном унылый вечер
Осень гаснет тихо, вяло,
иней мчит по проводам

Что же ты, ведьма, смотришь упрямо
бездной бессовестных глаз
Что навеваешь ты нежным сопрано:
счастье, любовь или сглаз

Под сводами, ослепшими от света, —
потоки серых курток, шляп и шляпок
Хранящие в глазах осколки лета,
несутся, застревая в турникетах,

Я прихожу, ты прогоняешь,
твердишь, что я тебе чужой.
Что хочешь ты, сама не знаешь,
лишь по ночам по мне скучаешь,

два крыла на стене
в твоей комнате
где за окном льётся дождь
два письма на столе

Как-то глупо всё, наполовину:
недо-вскрик, недо-взгяд, недо-боль,
недо-
МЫ.

Под открытым небом у меня есть дом
с обнажённым солнцем, без дверей, окон.
Здесь танцует ветер в тонких облаках,
здесь прозрачный воздух тает на губах.

Когда из памяти уходят лица,
размытые теченьем лет,
ты ждёшь, что кто-то возвратится,
и потому не гасишь свет.

Свеча горит. Дрожит, чуть дышит пламя,
в ночи холодной тёплый огонёк.
Пускай трудна дорога, путь далёк —
свеча горит, её дыханье с нами.

Ты прости меня, мой ангел,
что посмел тебя любить,
что связал бездумно крылья,
не желая отпустить.

В туманом рассвете
на гладкой стене
танцуют фигуры
в больном полусне.

Друг, налей же мне вина,
утоплю в нём все печали.
Пусть хрусталь звенит едва
и зовёт на дно бокала.

День угасает,
ночь зажигает
звёзды во мраке небес —
яркие очи,

Снова пасмурное небо над Варшавой
точит когти о вершины небоскрёбов.
Смог осел повсюду медленной отравой,
сверлит язву в стенах каменной утробы.

Моё гетто во дворах забытых зданий,
за решётками пустующих витрин,
заколоченными смотрится глазами
в зеркала давно оставленных машин.