Как-то глупо всё, наполовину:
недо-вскрик, недо-взгяд, недо-боль,
недо-
МЫ.
Недо-художник вывел на картине
недо-любовь.
Безрукий повар в блюдо недо-сыпал соль.
Попытки прыгнуть чуть-чуть выше, чем я есть,
заканчиваются глупо и напрасно —
ещё раз недо-лёт в закрытое пространство.
ещё раз недо-… может, стоит похудеть?
Избавиться от груза лишних мыслей,
приевшихся людей, идей и песен?
И можно будет прыгнуть чуть-чуть выше,
до планочки, что сам себе повесил.
До планочки для галочки. А стоит?
Барахтаться, кромсая постоянство,
в бреду угарном пьяного упрямства
себя коверкать по своей же воле?
А может быть, ломать стереотипы,
что сломаны уже давным-давно?
А те, кто их ломал уже забыты,
их голоса кричат в немом кино.
Всё сказано, всё сделано, прожито,
грядущее вот-вот вчерашним прошлым
на ухо нам прошепчет осторожно:
«Всё сказано, всё сделано, забыто».
Смелее, друг! Вперёд и с песней!
Мы по проторенной тропе
недо-ползём до края бездны,
запутавшись в самих себе.
Так грустно всё, наполовину:
ненастоящий эшафот,
недо-палач, недо-урод
всё шепчет мне свою доктрину:
«Недо-конца сказать слова признанья
и недо-петь последние куплеты,
недо-любив, уйти без расставанья,
недо-конца прожить весну и лето».
