День окропил седой туман
Расползся над песчаной кручей,
Их провожал цветя дурман,
Упал на землю август тучей.
И полевой дороги грязь,
Слетала тихо с детских ножек.
Вели их ровно двадцать пять.
Дождь моросил пронзая кожу.
Упал мальчишка вдруг один,
Лицом в жижу дороги чёрной,
И немец словно господин,
Рассек рубашку парню плеткой.
"Не надо, дядя, не пори!" -
Кричал мальчишка закрываясь.
Овчарки рвались на цепи,
Фашисты травлей забавлялись.
Удар. Удар. Опять удар.
Сменился крик уже на стоны
И с головы струился пар,
Катились капли по погонам.
Затихла плеть, фашист остыл.
Мальчонка встал сжимая зубы
И немец в ужасе застыл,
"Mein sohn. " - шептали тихо губы.
И снова эти двадцать пять
Пошли вперёд к песчаной чаше,
"Mein sohn." - шептал фашист опять,
И был уже совсем не страшен.
На круче встали все спиной,
К своим конвойным перед смертью,
И лишь мальчишка тот босой,
Через плечо смотрел на немца.
"Вы нас убьете?" - он спросил.
Затворы щёлкнули чуть слышно.
"Feuer!" - тот немец объявил,
Взлетели птицы тучей с крыши.
Упали дети в котлован -
Войны нелепая ошибка,
Их хоронил с полей дурман,
Туман качался серой зыбкой.
Запомнил немец те глаза,
Что гордо на него смотрели.
Он сына вспомнил и слеза
С солдатских щёк его слетела.
Их было ровно двадцать пять,
Детей чьи жизни оборвались.
Их приказали расстрелять,
Но в памяти они остались.
