А во вторник она пришла ко мне, и говорит:
Убери, пожалуйста, настенные календари:
серая кошка - июнь, рыжая кошка - август,
а я хожу и смотрю, сколько ещё осталось
дней - счастливых, нормальных, солнечного добра.
А впрочем, они же мамины - не убирай.
Я не врубился сначала, пытался осмыслить,
а она говорит:смотри по утрам на листья.
Долго молчит. Добавляет: попросту говоря,
времени у нас мало - только до сентября.
Я сатанею: так это у нас романчик?!
Я не курортный мальчик! Но где-то уже маячит
странная мысль. Я касаюсь её руками,
и верю внезапно во всё, что она толкала:
Что она, мол, фея, и знает тайные тропы,
а не просто девчонка, что мается автостопом.
Что слова её - тверже камня, и имеют страшную силу.
Я сжимаю её руками, мне становится невыносимо.
Мне плевать, что сентябрь - жатва, я ору ненормальным голосом,
я готов за неё сражаться с кем угодно - с космосом, с Хроносом,
Но она говорит: перестань геройствовать, это тебе не песенки.
Травы всегда умирают осенью - это же так естественно!
А она говорит: колесо природы скрипит, у времени слабый пульс,
а я бормочу: уроды, доберусь до вас, доберусь!
А она маленькая такая, тонкая, диснеевские принцессы - и те грубей.
А она говорит: я хочу ребёнка. Родила б, оставила бы тебе.
Вообще, я не знаю, что точно с нами случается.
Больно ли это - исчезнуть, окаменеть?
И идёт на кухню, грохочет посудой чайной,
и чайник сипит и прыгает на огне.
Мы купаемся в речке, она меня кормит грушами,
Мы мотаемся по дорогам и городам.
Я придумал нам лето - самое, самое лучшее,
и минуты ни другу, ни недругу не отдам.
А когда запылают деревья огнями рыжими,
я её обниму - и никто её не отберёт,
и наступит сентябрь, и мы непременно выживем,
и посмотрим, а что там бывает, за сентябрём.