·
11 min read
Слушать

Anno Domini 1566*

Anno Domini 1566 - жизньсудьбавечное, венгрия, история

Это «не мое», во всяком случае – это не «сочинительство». Очень вольный перевод венгерских, хорватских и латинских источников о двухмесячном эпизоде в почти трехвековой войне с Османской империей.


Тот случай, когда «не мог не написать» – для исследований, пусть даже дилетантских, нужна холодная голова, а эмоции зашкаливали. Надо ли было публиковать? Можно ли? Если кого-то тоже заденет тема – ну вдруг? –значит, можно, и значит, было надо.


Имена даны в венгерском и, если есть, хорватском написании.


Török Bálint. Yedikule, A.D. 154...


Снова и снова, снова и снова

Татем в ночи подбирается грусть.

Зря я не вызубрил книгу Иова –

Мог бы читать сам себе наизусть.


Снова и снова, снова и снова,

Снятся Дунай и степные цветы.

Просит душа христианского слова –

Лучше родного, но можно латынь...

То ли сосед мой сегодня не в духе,

То ли уже на дороге в Эдем.

Ну не листать же Коран с голодухи;

Больше ни строчки не сыщешь нигде.


Снова и снова – закрытые двери,

Цепь тяжелеет, и ломит плечо.

Господи, если награда – по вере,

Дай умереть в Сигетваре, с мечом!


Я не Иов со слезою во взоре –

Истина эта проста и груба –

Нет, я покорностью не опозорю

Блеск и лазурь родового герба.

Ангел трубит, содрогнулись основы,

Ставки растут, продолжается спор.

Снова и снова, снова и снова

Колкие блики швыряет Босфор.


Marton-хронист. Szigetvár, 21 szept. 1566


(Исторический прототип мной не вычислен. Источник – худ.лит.: Хуньяди Йозеф, «Капитан синих гор»)


Каково быть Самсоном, побритым под ноль,

Одиссеем, привязанным к мачте?..

Как сказать, что друзьям ни к чему наша боль,

Как сказать по-хорватски «Поплачьте»?


Каково раз за разом быть втоптанным в грязь,

Не умея вставать на колени?

По-венгерски шутя, по-немецки молясь,

На латыни – просить подкреплений?..


Как назвать, чтоб до самых печенок дошло

Тех, при штабе, не слышащих зова?

Помянув вавилонских строителей зло,

Вспоминаю турецкое слово...


Сера пала с небес, стало горьким вино,

И железом засеяны пашни.

Но и богу смешать языки не дано

Здесь, у рухнувшей Греческой башни.


Каково бессловесному зверю в силке?

В силу Слова по-прежнему веря –

Как сказать «отомстим» на родном языке,

Если месть не отменит потери?


Kecskés Gyorgy, Szigetvár, 29 aug. 1566


Раздвинь облака, загляни в наши лица!

Скажи нам всю правду, от этого легче…

Я знаю: стрелять – это способ молиться,

Хоть душу такая молитва не лечит.


Я грешен и слаб, но кому заступиться

За плачущих женщин, за пленных в Стамбуле?

Псалтирь мой – присяга, алтарь мой – бойница.

Я знаю, куда попадут мои пули.


Пока мне глаза не закроют рогожей,

Пока не закончится порох в подвале,

Я буду просить о возмездии, Боже!

Ты – знаешь... Тебя самого предавали.


Я знаю, что в жизни чудес не бывает,

Что здесь не останется камня на камне...

Скажи, а для тех, кто всю жизнь убивает,

За гробом – сражение длится веками?..


Kerecsényi Lászlo, Gyula, szept. 1566


...Он пьет, не пьянея, четвертые сутки;

Провел перекличку всех демонов ада.

Позора не выдержать в трезвом рассудке.

– Уходим?

– Уходим.

– Так надо?

– Так надо.


Подписан приказ, и расплавленным воском

Замаран твой перстень, сиявший так гордо...

И город открыт перед вражеским войском.

И даже не плюнешь предателю в морду!

А голос надежды обманчиво ласков:

"Что толку стране от убитых героев?!

Даст бог – мы вернемся, без паники, Ласло!

И лев уступил бы осиному рою..."


Он продал бы душу, и сверху добавил,

За дюжину пушек и тысячу ружей...

Когда за спиной малолетки да бабы –

Уходим, уходим... чтоб не было хуже.


Щербатые стены не сдержат удара.

Злорадство с презрением в лунном оскале...

Он принял бы пулю, как царский подарок.

Но глупые пули других отыскали.


Империя снова о нас позабыла.

Господь им судья... Доживем – не забуду!..

– Уходим?

– Уходим.

И сердце заныло,

Почти как при вести о взятии Буды.


Кувшин опустел и наполнился снова,

Да, видно, напиток ни к черту не годен:

Разит – рикошетом – всего только слово:

«Уходим – уходим – уходим – уходим...»


Alapi Gáspár / Gašpar Alapić. Szigetvár, 6 szept. 1566


При лунном свете белым, как сметана,

Становится пороховой туман.

И словно руки мертвого султана,

Ночной озноб ползет под доломан.

Я часовых бужу – и не ругаю:

Усталость валит с ног сильней вина.

А утром грянет пушка, и другая,

И новый штурм нахлынет, как волна...


А эти – молодцом, и даже шутят,

Уже почти забыт вчерашний бой.

Но кто-то захлебнется в лунной жути,

Как будто их мертвец позвал с собой.

Не вовремя его сразила старость,

Пораньше бы могла на пару лет.

Противник умер, ненависть осталась –

Просить пощады просто смысла нет.


Я сам должно быть, умер – даже странно,

Как ухитряюсь с лестниц не упасть.


И шарят руки мертвого султана,

Еще кого-то норовят украсть.


Juranics Lorinc / Lovro Juranić. Szigetvár, 7 szept. 1566


Мне не драться, мне только указывать путь –

На полкорпуса сзади, по левую руку.

Ты меня прикрываешь от сабель и пуль,

Как не дал бы упасть годовалому внуку.

Капитан, объясни, ну на кой мне сдались

Жизнь и слава взаймы, и притом без отдачи?

Разве мы не под этим вот небом клялись

Победить или пасть? Разве можно иначе?


– Осторожно: стрелки!

Нарушаю приказ.

(Бог свидетель, я вовсе не рвался в герои).

Пистолет. И второй. Пригодились хоть раз.

Попадаю в обоих. Успею. Прикрою.


Не поспоришь, ты прав: замок все же не сдан.

Это бой, а не бегство. Хоть кто-то спасется.

Даже в пекло пойду за тобой, капитан, –

Если оба увидим вечернее солнце.


Окружают. Не время витать в облаках.

Шаг за шагом клинки расчищают дорогу;

А потрепанный флаг, да в умелых руках –

Неудобней копья, но совсем ненамного!


– Кровь?

– Чужая.

...Чуть сзади, у правой руки.

Так им! Прямо к Аллаху из первого ряда!

Лишь прорваться за мост – и уйдем в тростники,

И пускай они попусту тратят заряды!..


Через годы признаюсь, тебе одному,

Как едва не поддался тоске и досаде.

– Капитан?!

Не молчи!..

Объясни, почему

Знаменосцы всегда на полкорпуса сзади?!..


Zrínyi Miklós / Nikola Šubić Zrinski


Где-то в облаках лопнула струна.

Ангелы небес крыльями махнули...

Змейками вползла в кудри седина,

А в ребро – не бес: две слепые пули.

Как легко лететь сквозь ружейный залп!

Знаю – это смерть. Знаю – не пробиться.

Целых пять минут – чтоб открыть глаза

И последний раз по уши влюбиться.


Тростники, леса, пастбища, поля –

Вечно бы смотрел, и не насмотреться.

Смех твоих ручьев – звонче хрусталя.

Вовсе не от ран замирает сердце!

След осенних слёз на твоих щеках:

Сорок долгих лет длятся испытанья.

С кровью на руках, в праздничных шелках

Я иду к тебе, словно на свиданье.

Нежная моя, стойкая моя,

Дай тебя обнять.

...........


Orsics István. Szigetvár, 7 szept. 1566


Что именно он поджег пороховой склад в качестве «последнего привета» – одна из версий легенды; турецкие источники вообще не упоминают взрыва. Попал в плен, дальше – неизвестность.


Нам нечего терять. Не отсидеться.

Пожар и смерть заходят без ключа.

Я сам не видел, но почуял сердцем:

Мой капитан не выпустил меча.


Когда мой пистолет впустую щелкнет,

Я вдруг услышу, сквозь чужую речь:

«Христос учил – подставь другую щеку.

Но также говорил – не мир, но меч.»


Подставлю. Буду врать. Ухмылку спрячу.

Пока хоть кто-то жив – не кончен спор.

Я не был там, но знаю сердцем зрячим,

Где капитан назначил общий сбор.


Нас встретит войско в алом и зеленом,

И Габриэль слезу тайком утрет,

И Петр-святой с почтительным поклоном

Ключом Сигета двери отопрет.


А там – предгорья, где щебечут птицы,

Пасутся табуны, цветет тимьян...

Не отсидеться.

Нечем защититься.

Но порох сух, а враг победой пьян.


Zrínyi Gyorgy / Juraj Zrinski Csáktornya / Čakovec, nov. 1566


Разверзлись хляби, все дороги в кашу.

И я, и лошадь – по уши в грязи.

Стервятники не сеют и не пашут.

Небесным птицам голод не грозит.


К весне земля свои залечит раны,

А до людей Творцу и дела нет.

Домой уходит войско Сулеймана.

И снова заселяется Сигет.


Проклятье мне, что был послушным сыном

И не посмел приказом пренебречь!

Но вы где были, ангельские силы?

Наверно, тоже охраняли Беч?..


Ни помощи, ни чуда. Ни отмщенья.

Как ни молись, пуста Его ладонь.

Не стоит утешать меня, священник:

Ведь стыд – не дым... не греческий огонь.


Я не был там.

Я крепко сплю ночами.

Мне восемнадцать.

Жизнь берет свое.

За старшего в роду.

Не до печали.

Вот только дождь... и это воронье!..


Cserenko Ferenc / Franjo Črnko, Csáktornya/ Čakovec, nov. 1566

СВИДЕТЕЛЬ. Этим, в общем-то, все сказано.


Что помню – напишу, как Вы велите,

Ни словом, ни полсловом не приврав.

В свой час Вы тоже станете великим.

А я

привыкну

говорить Вам

«Граф».


...


– Постойте, ваша светлость! Там опасно!

– Мне что – зарыться в пепел в очаге?!

(С трудом, но удержался от соблазна

Дать оплеуху верному слуге.)

...

Весь день в седле. Вечерняя поверка.

Беседа с пленным... Дома он другой:

– Не плачь по волосам, дружище Ферко!

И чтоб без шлема в город – ни ногой!

...

Он ждет гонцов. Клянет сухое лето.

Все чаще ищет крестик на груди.

– Вздремнуть бы вам...

Придвинул пистолеты.

– Кончай скулить. Почисть и заряди.

...

– Какое сентября у нас?

– Седьмое.

– Итак, султан не выиграл войну.

Даст бог, сынок – прорвемся! Кровью смоем

С лица страны турецкую луну!


А пушки в стену бьют, как адский молот.

Пожар – и ни дождинки, как назло.

– Стакан вина?

– Глоток.

(Уже не молод.

Поблажка телу, чтоб не подвело.)

...

Он не подарок, граф Никола Шубич.

Молись, мулла! Бледнеет горизонт.

На мост, на смерть (на жизнь – чем черт не шутит?)

Выходит поредевший гарнизон.


КОНТЕКСТ


Имена и названия даны латиницей для облегчения поисков, в двух вариантах, где они имеются. В венгерском алфавите означает очень мягкое «д», «cs» – «ч», и весьма непривычно: «s» – «ш», «sz» – «c».

Гласный «ö» звучит как «ё» в Кёльн (а не как в «ёлка»). Хорватское Č соответствует Ч в кириллице, Š – Ш, а С – букве Ц.


В сентябре 1520 г. на трон Порты сел Сулейман I – «Законник» или «Великолепный», хотя «Завоеватель» было б точней. Меньше года понадобилось, чтобы собрать армию и взять Нандофехервар (он же Белград). Пять лет спустя, 29 августа 1526 г., произошла битва под Мохачем, трагичная для Венгрии и по потерям, и по последствиям: кусок территории оказался под властью османов, а два выбранных по всем правилам короля, Фердинанд I и трансильванский воевода Szapolyai János, долго делили остальное.


Для Тёрёка Балинта осада Белграда стала боевым крещением, а под Мохачем он был телохранителем Лайоша II (наряду с Kállay János и Ráskay Gáspár). Потом служил Запольи, а после его вдове Изабелле. 29 (опять!) августа 1541 г. он сопровождал королеву с маленьким сыном в ставку Сулеймана, пришедшего «защитить права» Яноша Жигмунда Запольи. Отказался от весьма «жирного» предложения – принять мусульманство и стать пашой Буды, захвачен (какая такая дипломатическая неприкосновенность?!), и только в 1550 г. смерть освободила его из плена. А армия султана без боя вошла в Буду...


Керечини Ласло и Зрини Миклош защищали Вену в 1529 г. Может, даже встречались там – я не нашел упоминаний. В 1566 Керечиньи был комендантом крепости Дюла (девять недель в осаде, при более чем десятикратном численном превосходстве противника – это не абсолютный рекорд, но очень долго); Зрини защищал Сигетвар (36 дней, при еще худшем раскладе). Имперские войска стояли около города Györ, –неделя для конницы, даже с обозом – но осажденные

крепости так и не дождались помощи.

Обидно: шанс выстоять был. В 1532 г. маленький Кёсег затормозил наступление на Вену, и осаду сняли как раз из-за приближения австрийской армии; в 1552 османы ни с чем ушли от стен Эгера; Дюла выдержала удар в 1556. Керечини и его преемник Марк Хорват получили баронские титулы за оборону Сигетвара в 1554-1556 гг.


В 1566 г. султан Сулейман, уже старый и очень больной, сам повел армию в последний свой поход. Эта часть истории стала популярна после турецкого сериала «Великолепный век», со всеми вытекающими из популярности последствиями ;)

Граф Зрини пережил султана на два дня*.


Керечини договорился с осаждающими, что горожанам и остатку гарнизона Дюлы (около 400 солдат) позволят уйти. «Общество», разумеется, тут же осудило «предателя». Фольклорное предание справедливее: турки пощадили их на условии, что сам капитан сдастся на милость Ибрагиму-паше. И Керечини подставляет руки под кандалы, зная, что будет казнен...


Алапи Гашпар – еще более неоднозначная персона. Вице-капитан Сигетвара. Уцелел, попал в плен, отпущен за выкуп, выбран баном Хорватии; «прославился», жестоко подавляя крестьянский бунт...


Зато Дёрдя, Юрая, сына Зрини Миклоша и Катарины Франкопан, не в чем упрекнуть. Поспособствовал организации первой на севере Хорватии типографии, дал Чаковцу права вольного города, брался за оружие, когда это было неизбежно; в свой срок продолжил род...


Кечкиш Дёрдь – вероятно, потомственный военный. В справочнике Magyarorság családai упоминается Kecskés Pál, командир крепости Варош, но без указания степени родства. В пьесе Моравца Левенте (исторически достоверной, насколько вообще возможно для пьесы) Дёрдь – хорват по матери и венгр по отцу. Привез в Сигет послание от имперского штаба, и выбрал – остаться...


Книга Черенко Ференца, Historia Sigethi totius Sclavoniae fortissimi propugnaculi, написана по просьбе Дёрдя Зрини (напечатана в 1568), и является не самым непредвзятым, зато самым полным описанием осады: Ференц, в качестве дворецкого графа Зрини, видел и знал много больше остальных.


-----------------------------------------------


* 5 и 7 сентября, в других источниках – 6 и 8, необъяснимый сдвиг.

100
3
Give Award

Renat Vulpes

Кусок хлеба - полиграфический дизайн и около. Работа-задаром - зоозащита, помощь в самообразовании, популяризация культуры Венгрии. Хобби - какт…

Other author posts

Reading today

Мольба моя к тебе
Ветер Перемен
Ryfma
Ryfma is a social app for writers and readers. Publish books, stories, fanfics, poems and get paid for your work. The friendly and free way for fans to support your work for the price of a coffee
© 2024 Ryfma. All rights reserved 12+