Когда мир переступит тот порог...

Всё, что миру болело, теперь и во мне болит.

Я ходил под луной, я просил луну говорить.

"Расскажи о грядущем, что проку со свода лить

Не вино — молчанье".

Вниз бросала лучи, говорила со мной луна:

"У судьбы же людской, что у неба — не сыщешь дна,

И как небо за миг до шторма — она темна.

Как оно, печальна.

Этот мир — он давно уже сам преступил порог,

За которым одна тьма — угроза, журба, урок.

В ней безволие ль, волю легко побеждает рок.

Ты в него поверишь.

Твоё слово — стрела, голос, гибнущий в пустоте.

За тобой — и любым — вечно будет тянуться тень,

И чем старше твой станет век и продлится день,

Тем она длиннее".

Я склонился: "Мудра, ты провидишь пути в конце.

Камни лунные не тускнеют в твоём венце..."

Моё слово — стрела, это значит — имеет цель.

Бьётся в перьях ветер.

И смотрели, дробясь в тёмной глади, полсотни лун,

Как на левом предплечье я выжег себе стрелу.

Раскалённый металл льнёт к рукам, расплавляет мглу.

И даёт согреться.

Растекается пламя прожилками янтаря.

И пусть света там чуть — лишь на кончике острия,

Но летит, рассекая и камень и тень, горя,

за предел, где у тьмы

тоже бьётся живое сердце.