Пётр смотрел в глубину, а Нева,
Извиваясь текла гадюкой,
И скулила в ночи волна,
С обречённостью старой суки.
Черной тенью вошла душа
В новый город сермяжных топей.
Все преграды вокруг круша,
Пётр воздвиг свой чеканный профиль.
Он раздвинул, смахнул, открыл,
Комаров запирая в клети.
Каждый метр от горечи выл,
Каждый дующий с неба ветер.
Надрываясь, молилась Русь,
Отправляя людей острожных,
И никто не сказал: "Боюсь!"
Не промолвил никто: "Как можно?"
Замахнувшись, руби, давай,
Сосны рыжие брось на стены.
И пускай на душе раздрай,
Плюнь на время кровавой пеной.
Этот город пришёл из тьмы,
Из болотной, вонючей жижи,
Самотканой святой тюрьмы,
Он сумел, он пробился, выжил.
Средь облезлых, продрогших дней,
Пётр поверил и сделал это.
Создал город смурных огней,
Создал город — мечту поэта.
