Он с ленцой, как бы нехотя подставлял свою щеку.
Она целовала его с придыханьем, ни одного упрека
в его сторону, лишь усмешка искажала лицо её,
превращая гордость и голос разума в тряпьё.
Ласка Иуды-перебирала в горсти тридцать серебряников,
зарекаясь её защищать от дождя, любви и сквозняков.
Ей бы лицо не потерять переплавляя их на подковы,
да пришпиливая по центру подреберья в суть основы
на удачу в форме чаши Грааля сцеживая соки,
слушая шелест шагов, запах духов, отмеряя сроки
прогулкой в тёмных переулках из пункта "А" в пункт "Б"
на пару по домам и всё таки поврозь и вне.
Потому что очень хотелось рука об руку рядом.
Она шутила беззлобно над его undegraund нарядом
и что в его возрасте пора бы уже начать взрослеть,
пора бы уже взяться за голову, возможно начать стареть.
А не пропадать ночами расстраивая заботливую мать,
предлагала ему смыслы, сути и даже дорожную кладь.
И порой он был ужасно счастлив что она пришла,
кивал головой, приобнимал, спрашивал как её дела.
Не потому что нужно было что-то не медля спросить-
не ловкость ситуации, не потому что ей хотелось выть
одиночкой на выпуклое блюдо в фосфоресцирующем небе,
его правда интересовало что нового в её привычном беге.
А иногда ему было не до кого, в том числе и не до неё.
В такие дни она ждала что солнце вот-вот умрёт.
Позже он возьмёт её грубо, властно и присвоит себе.
Она с первого взгляда совершенно точно поймёт быть беде.
Но не поверит, теша себя иллюзиями до последнего
мгновения, вздоха, ни дано ни третьего, ни среднего.
Прижата к стене бабочкой, предана на опыты энтомологам,
трепещет и бьётся, лепетом, бессвязно - его имя по слогам.
Возможно, она научится любить ничего не прося в замен,
не думать каждую секунду как он, что с ним, где и с кем,
жить сегодняшним моментом его голубых, уставших глаз,
благодарить его за то, что он её от нелюбви своей не спас.
