Хорошо тебе, Арсений, с ангелом твоим,
Верно он с тобою ладит, шестикрылый Серафим.
Верная душа поэта всем должна быть дорога,
Не напрасно твоя рифма до конца была строга.
Никаких царапин в слове никогда не допускал,
А своей пролитой крови алый не гасил накал.
Носовым платком повяжешь, остановится сама,
Сколько твоей крови знала та военная зима.
Верно, это помнить должен шестикрылый Серафим,
Хорошо тебе, Арсений, будет с Ангелом твоим.
Вспоминать не будешь боли, да и кровушки своей,
Хорошо тебе на воле, там, где вечный соловей.
Книгу для него откроешь, там, где спрятаны стихи,
И склонитесь дружно двое, осторожны и тихи.
И душа вольется в душу, словно в дом родной войдет,
И начнет вас где-то слушать отдаленный небосвод.
Может, звезды ближе к ночи по-над книгою взойдут,
И Господь тебя увидит и, незримый, станет тут.
Хорошо тебе, Арсений, за тебя спокоен я,
Ты покоя не нарушил в смутных грезах бытия.
Услыхать бы только где-то голос твой, увидеть взгляд,
Возле глаз полоски света, знаю, и теперь горят.
Никому не стал в обузу, знаю, радостью зажег
Улетающую музу и волшебный сапожок.
Верно, он доволен, весел, Шестикрылый Серафим,
Облетать все грады, веси, да с послушником своим.
СЛОВО
Если слово сына родного
Вознеслось выше слова отца,
Все равно это Слово отцово
Проникает в людские сердца.
Все равно это сердце отцово,
Неизбывность его словаря,
Воскрешает и голос Рублева,
И забытый удар звонаря.
1960
