Почему они все открывают мне души, мама? И куда мне девать их раскаянье да жульё? По кастрюлькам, кроватям, спальням, углам и шрамам честно прячу их боль, начищая своё ружьё. Я же им не спаситель, ей богу! Не зритель в ложе! Не Иисус и не врач, что раны макает в йод! Я - из ста эпизод! Мне же, видишь ли, мама, тоже... очень хочется верить, что кто-то меня поймёт. Что возьму я взамен их потрёпанной жизнью речи, где струится капель на мой обветшалый сапог? Я им - руку и слог. А они мною тушат свечи. Мне ведь, знаешь ли, мама, никто из них не помог! Им неведомо знать, что я тысячу раз погибала, поджигая их лёд и не требуя быть в долгу! Я ведь тоже хочу порою быть слабой, мама.
И всё чищу ружьё...
И всё выстрелить не могу...
