Эти губы, которыми ты мне читала свои дневники
В душном баре после нашей двадцатой встречи,
Мне сказали, мол, двадцать первой не жди,
И я понял, что звук не может быть вечен.
На столах, где отметины кружек танцуют вместе и врозь,
Я глазами искал продолжения этой фразы.
Но застряла в висках и торчит, как стрела, насквозь,
Отвратительной болью коверкая смятый разум.
В баре этом, где пахнет убого и серо-влажно,
Где последний клиент до двери не найдёт сам дорогу,
Я себя ощутил бесполезным, лишним, бумажным,
Непонятным предметом, упавшим тебе под ногу.
Как слова не сложить мне в одну соразмерную строчку,
Так меня не вложить в твою руку и точно не вбить под рёбра.
Я прощаю тебя, я даю тебе веру и правду в рассрочку.
Выйду вон и расплавлюсь, до нитки тобой обобран.
И в осадке табачных крошек в карманах куртки
Через месяц найду эти буквы и высыплю их на обочину.
Но, наверно, не сразу смогу забыть твои глупые руки,
Те, что дали мне самую главную в жизни пощёчину.
