А где-то в Индии дикое слово "Снег" вспомнить не мог смуглый парень в рубахе рваной,
Так и не сжившийся с кобрами в желтизне жесткой травы, пропыленной, как караваны
В сердце его - шрам как будто бы ножевой, сумерки прошлых веков неустанно гложат
Тело чужое, и травленную жарой, гнусом и травлей кофейного цвета кожу
Он разорвал бы, как рвал он британский флаг в душном порту, избегая штыков солдатских
Вражьей страны. А свои говорят - "Дурак". Может, и правы, ведь сон, как всегда, дурацкий:
Видит он скалы и хмурые берега, слышит крик сокола над опустевшим мысом
Только с утра многокастовая рука тысячей рук тянет шею бедняцким низом
Чахлых лачуг и лодчонок, и утлый челн снова зовет грязный Ганг с потускневшей рыбой
Бьются о череп вопросы "Куда?", "Зачем?", "Долго еще ли?", и дутые вены вскрыл бы
Только семья на плечах, только жизнь идет. Рядом с ней - смерть, хоть смеются над ней агхори
Сон преподнес очень странное слово "Фьорд", день преподнес вместе с кровью большое горе
Глаз уловил, как солдаты ворвались в дом, слышал три выстрела - двое детей с любимой...
Южные мышцы скрепил заполярный лед, разум завыл волчьей стаей неумолимо
Позже в таверне со вздохом шептали, как он, безоружный, убил человек двенадцать, пуль не страшась.
И куда только лез, дурак... Всё потерявшему некуда подеваться
В пьяных моряцких речах пронеслось "Берсерк". Он же - погиб, уничтожив их без остатка.
Дом тот сожгли, но душа улетает в снег, а на душе так спокойно, тепло и сладко
Буквы закона не писаны дуракам. Из поднебесья, как белый исландский кречет
Тихо спускается грозный седой драккар, и сам Хеймдаль волчью шкуру кладет на плечи...
