Разбойничьей, замызганной луны
Преследовал нас взгляд, недобрый и тяжёлый,
И тьма от полуночной стороны
Легла на города и заспанные сёла.
Был холод лют — и как я не умру —
Стянуло грудь и пальцы онемели,
Но песню я расслышала сквозь шум,
Как будто мать поёт у колыбели.
Я знала — путь — оборванная нить,
Но страх слабел и таяли тревоги,
Коней велела я остановить
Где старая часовня у дороги.
И я пошла на красноватый свет —
Им был алтарь, как пламенем, охвачен,
Но лик Жены мне не был страшен, нет,
Он тёмен был и заострённо-мрачен,
А на руках, у самой у груди,
Белее снега и желтее воска —
Один из тех, кому не дали жить,
Оставленных на перекрёстках...
А рядом — тот, кого ждала петля,
Бежавший от позора и насилья.
Лицо угрюмо, серо, как земля,
И руки — будто сломанные крылья.
Свет отвергнутых, матерь увечных!
Вот и я пред Тобою стою,
И стояла бы, пела бы вечно
Милость горькую, славу Твою.
