город в хрустальном крошеве, будто в саване,
год завершается, дворник сметает старое –
всё омертвелое, пережёванное, пустое
прошлое изгоняют запахом свежей хвои,
хлам, что годами тесный балкон вынашивал,
ставят в пакетах на снежную простоквашу,
и прежних себя достают из-под хрупких рёбер,
чтобы зарыть с барахлом,
во дворе,
в сугробе.
этот Йоль великаном расхаживает по улицам,
ветви смерзаются, лица прохожих щурятся,
и детская радость в горле мешается комом:
город в гирляндах кажется незнакомым…
золотой с фиолетовым, неоново-белые бусины –
на каждом шагу с десяток светящихся гусениц,
будто Йоль их развешивал, закручивая в спирали…
вот мы были ворчливые, взрослые –
а теперь
мелюзгою
стали.
