Последние

попутный ветер, если поймаешь,
только не отпускай.
кожа раскалённая, как горючий металл,
плавится то на солнце, то струящаяся
только не отпускай.
кожа раскалённая, как горючий металл,
плавится то на солнце, то струящаяся

я стою на эшафоте и,
как Таня, роняю мяч.
только ей за это ничегошеньки не было,
и на её недовольный и громкий плач
как Таня, роняю мяч.
только ей за это ничегошеньки не было,
и на её недовольный и громкий плач

я хочу поражать не томными вполоборота твоей квартиры,
не приглушёнными по случайности, а потом: «вроде можно попробовать».
мне хочется до наивности, до писка, до боли милыми
стоять на балконе, считая звезды, и знать, что всё это зд...
не приглушёнными по случайности, а потом: «вроде можно попробовать».
мне хочется до наивности, до писка, до боли милыми
стоять на балконе, считая звезды, и знать, что всё это зд...


Хоть дождём, стекающим в океаны,
Хоть песками, стремящимися в моря,
Я по капле, я по крупице всё растеряю
И буду надеяться, что не себя.
Хоть песками, стремящимися в моря,
Я по капле, я по крупице всё растеряю
И буду надеяться, что не себя.


Моя милая девочка любит не тех мужчин.
Любит ветреных, безрассудных, жестоких.
Но самое главное - любит она без причин,
Без поводов и ожиданий высоких.
Любит ветреных, безрассудных, жестоких.
Но самое главное - любит она без причин,
Без поводов и ожиданий высоких.


Я — воплощение зла, воплощение ночи.
Я — истечение страха и тишина.
Я — Имя, что на плите могильной источат
Для того, кто обманулся и променял
Я — истечение страха и тишина.
Я — Имя, что на плите могильной источат
Для того, кто обманулся и променял


Мне говорят – я делаю всё неприлично.
Неприлично целуюсь и неприлично сплю,
Неприлично кусаюсь на людях в электричке
И до ужаса неприлично тебя не люблю.
Неприлично целуюсь и неприлично сплю,
Неприлично кусаюсь на людях в электричке
И до ужаса неприлично тебя не люблю.


Кажется, я снова схожу с ума, у меня точно какое-то заболевание. Я снова по глупости влюблена и снова не чувствую осязания. Да сколько можно уже, идиотка, мечтать о вечном. Хватит считать вопросы, смотреть миры. Ты что, думаешь, всю жизнь проживёш...


Когда-то гора гномий народ приняла в свои скалы.
Там царил мир и покой, да и тех давно уж не стало.
Там злато теперь ручьями бежит на пороги –
Забыли – за алчность вовсе не милуют боги.
Там царил мир и покой, да и тех давно уж не стало.
Там злато теперь ручьями бежит на пороги –
Забыли – за алчность вовсе не милуют боги.


Иногда мне твердят кругом, почему не стремлюсь домой?
Почему, зажигая свечу за свечой, я желаю уехать вдаль.
Просто им не понять –
я рождена знать, что должна была быть другой,
Почему, зажигая свечу за свечой, я желаю уехать вдаль.
Просто им не понять –
я рождена знать, что должна была быть другой,


Он любит страшно до белой горячки,
До частого стука в рваной груди.
Он словно участвует в бешеной скачке,
Где только пропасти на пути.
До частого стука в рваной груди.
Он словно участвует в бешеной скачке,
Где только пропасти на пути.

Ей 8 лет и соседский мальчик ей объясняет смысл «трёх слов».
Ей 9 лет и хочется важно кому-то сказать их прямо в лицо.
Ей 10 лет и ей уютно среди игрушек и ярких книг.
И ей 11, и почему-то к ней никто так и не привык.
Ей 9 лет и хочется важно кому-то сказать их прямо в лицо.
Ей 10 лет и ей уютно среди игрушек и ярких книг.
И ей 11, и почему-то к ней никто так и не привык.
