Джон Рейли
Я стоял на холме — небо плыло над головой,
а по пустоши вдоль верстовых проходил конвой —
он тащил в цепях шваль, грязных пьяниц, воров, убийц
Рог гнусаво и гулко в бездонную даль трубил
Я стоял на холме — небо плыло над головой,
а по пустоши вдоль верстовых проходил конвой —
он тащил в цепях шваль, грязных пьяниц, воров, убийц
Рог гнусаво и гулко в бездонную даль трубил
Хорошо смотреть на море с берега,
Любоваться парусом вдали.
Наслаждаться свежим ветром с севера.
Провожать в походы корабли.
Помню, был один забавный случай.
Я тогда служил на корабле.
А моряк, он человек могучий,
На воде, не то, что на земле.
Бортовой 617, Черноморский «хулиган».
Ныне, навсегда почивший, не забытый ветеран.
Отслужил ты братец честно, не подвёл, не сплоховал.
Да и место в нашем сердце навсегда завоевал.
Говорят, что офицера «можно».
Можно часто, грубо и безбожно.
Он конечно, вроде бы мужчина,
Чтобы огорчить – нужна причина.
Желаю семь футов под килем,
Попутных течений, ветров,
Поменьше штормов чтобы или
Мешающих плаванью штилей,
,,Меркурий,, возвращается к своим!
Не сломленный, не выбитый из строя.
Пусть знают все: в бою непобедим
Российский дух, рождающий героев.
Тёплым весенним вечером
Вижу – там, высоко,
В небе эскадра вечная
Двигается легко,
Памяти кораблей, затопленных в Севастопольской бухте при первой героической обороне города: «Три Святителя», «Силистрия», «Варна», «Селафаил», «Уриил», «Сизополь», «Флора», «Двенадцать Апостолов», «Святослав», «Ростислав», «Кагул», «Мессемврия», «...
Вот Лазаревский мыс. Внизу причал.
Здесь русский флот швартуется веками.
А памятника нет. Где он стоял,
нет даже постамента. Брошен камень
Что ж, «Рафаил», гори!
Дымный взовьётся столп.
Это в лучах зари
заполыхал Синоп.
Где горит вода, вода небесная,
пар в лучах закатного огня,
форменки морские носят детские,
так же, как её носила я,