от Теодора NN

III. Дорогой Винсент, ты как будто совсем не вырос, даже почерк твой тот же — странная вязь каракуль. Показалось мне, или вновь ты разводишь сырость? Милый мой Винсент, в тридцать лет — и, как мальчик, плакать?
Ты в своём письме предпоследнем — или последнем? — написал про то, что хотел бы меня держаться. Что ж. Как помнишь, брат, я — посредственный собеседник, но сейчас мне надо как следует постараться.
/как же сложно, Господи…/
Мир наш, Винсент, цикличный — всё, что было однажды, вновь расцветёт под солнцем. Вероятно, смерть тебе кажется драматичной, но пойми: ушедшее снова сюда вернётся. Ты и я? Безусловно, нас ожидает вечность. И, конечно, милый мой, в ней мы неразделимы, ведь на этом только и зиждется человечность —
/находится с тем, кого любишь и кем любим/
/ой/
/зачеркнуть/
Винсент, я тебя буду ждать на Пасху.
Приезжай.
Париж — самый лучший на свете город, ты увидишь, какой он ласковый — и опасный, двоедушный, как старый-старый матёрый ворон. Я уверен, тебе понравится, и, к тому же, я давно хотел познакомить тебя с… неважно, это будет сюрприз.
Винсент, выползай из лужи!
С наилучшими, брату.
Ван Гог, Теодорус-младший.
_______________________
Ван Гог, Теодорус-младший * — приставка «младший» указана потому, что отца братьев также звали Теодором, и этого Тео назвали в его честь, а не потому, что он позиционирует себя «младшим братом».
Анна Батчева
Другие работы автора
Жемчуг и Свинец
Рыцарь уходит на фронт, а Принцесса — в Башню. Ссору, конечно, накаркали им воро́ны. Там у него — бездорожье и хлеб вчерашний, здесь у неё — под окном облетают клёны,
За кадр до вечности
Посвящается женщинам-фотокорреспондентам, погибшим в горячих точках. Вот ты пришел, говоришь без умолку, давишь улыбку и смотришь весело: «Бухта Ла-Хойя, теченье Гумбольдта...» — сыплешь слова, как идальго — песо, и каждое слово такое звонкое...
синицы
синицам в открытом космосе делать нечего: их просто расплющит в отсутствии кислорода, тепла и давленья но, видно, виной порода
Сидней
Я люблю тебя слишком сильно, — слишком жадно, опустошающе, — и моя ль вина, что наш Сидней эвкалиптовым стал пожарищем, что начало — конца начало, а слова все — одна полемика Ты из тех, кто, едва причалив, напрочь всех изведёт эндем...