синицы

синицам в открытом космосе делать нечего:
их просто расплющит в отсутствии кислорода,
тепла и давленья.
но, видно, виной порода
и пресная жизнь их в ветхом чужом скворечнике,
что тянутся к звёздам вот эти комочки серости,
и не остановит ни голод, ни непогода.
не с вашими крыльями — сквозь световые годы:
окститесь, неверные,
в ы ж и т ь б ы н а п о в е р х н о с т и
забудьте о звёздах, о тех вот ничьих штукенциях,
о солнечной пыли, кометах и метеоритах.
смотрите под ноги,
а не на чужой Юпитер,
иначе планета Земля станет вам Освенцимом,
и будет сжирать вас тоска, а нас — муки совести, —
хотя, насчёт совести я тут погорячилась.
послушайте, птицы!
я вам накрошила Читос,
забудьте о космосе, он не из вашей повести —
и даже не в рифму.
и не совместимо с гнёздами.
ну что вас ждёт там, за пределами атмосферы?
взлетев, упадёте —
и всё, помолись и веруй.
чем больше птиц падало пламенным жарким веером,
тем ярче манило небо их
новыми
звёздами.
Анна Батчева
Other author posts
Жемчуг и Свинец
Рыцарь уходит на фронт, а Принцесса — в Башню. Ссору, конечно, накаркали им воро́ны. Там у него — бездорожье и хлеб вчерашний, здесь у неё — под окном облетают клёны,
За кадр до вечности
Посвящается женщинам-фотокорреспондентам, погибшим в горячих точках. Вот ты пришел, говоришь без умолку, давишь улыбку и смотришь весело: «Бухта Ла-Хойя, теченье Гумбольдта...» — сыплешь слова, как идальго — песо, и каждое слово такое звонкое...
Сидней
Я люблю тебя слишком сильно, — слишком жадно, опустошающе, — и моя ль вина, что наш Сидней эвкалиптовым стал пожарищем, что начало — конца начало, а слова все — одна полемика Ты из тех, кто, едва причалив, напрочь всех изведёт эндем...
человеческий рецепт
на стадии кипения воды ты вбрасываешь соль в пятилитровку, клянёшь плиту, кастрюлю, лук, морковку, замужество и сигаретный дым — из форточки надуло сквозняком от щедроты соседей сверху/снизу лежит картошка горкой-эпикризом, на плечи — груз ун...