сколько тех, кто пишет про наступление осени?
которых обманули, предали или бросили,
которые по стране колесили
голые,
босые,
читали на станциях Бродского
Маяковского
или Есенина,
называли жизнь своим временным увлечением,
не ища спасения,
корни пускали и семена сеяли,
боялись раннего облысения,
отчего смолоду стригли волосы в зашарпанных цирюльнях,
попивали ром,
вспоминали июль,
кричали бездомному художнику: "меня малюй",
говорили кому не надо лю
блю.
тех, кто запутался в своих бесконечных задатках и спустил их по итогу к нулю,
обрезающих якорь чувственному кораблю.
чтоб не множить безрадостную возню,
ввозили в свои порты отчаяние и коноплю.
говорили, плюнь
где любят - там вечная радость и блюз,
там возвращаются , после фразы "конечно же я вернусь",
не меняют свою ежедневную ипостась.
да не дают упасть.
сколько тех, кто пишет про окончание лета?
боящихся оказаться бездетными,
нарушить важные кредо.
пьют вино не на обед, а вместо обеда,
жалуются на беды.
уверовавшие во всепрощение, как символ незримой победы,
не приносящей никакой радости,
когда они в старых кедах
бредут по улицам в поисках приключений,
а вспоминают только причины своих огорчений,
вечные промозглые ощущения,
чувства отчаяния,
опустошения -
любовные качели.
сколько тех, кто плачет между известными песнями в барах?
винящих карму,
попивающих Каберне
и вытирающих слезы длинными рукавами,
разделённых окнами,
городами,
и островами.
редко звонящих маме
из-за маниакальных идей , что дурманят,
наверное, мы могли бы быть ими,
а они нами.
сколько тех, кто привязывается к глупым надеждам
и в итоге остаётся не у края даже, а где-то между -
ледяные гуру
большие и снежные,
смешные и нерасторопные
в плотных одеждах,
а внутри маленькие мальчики и девочки,
остывшие,
как террористические бомбы
обезвреженные.
сколько тех, кто рядом с тобой лежат?
крайне нежные,
уставшие и успешные,
оголившиеся
невежды,
рассказывающие, что там у них болит,
тех, кто знают, что такое банальная вежливость,
и ни капли не смыслят в любви?
