Меня кличут в деревне Морок за огонь ,что горит в глазницах,
За неслышную людям поступь, и за черный вороний цвет.
Вечно тычут распятьем в морду, начинают взапой молиться,
Стоит только случайно выйти на фонарный неверный свет.
Да я черен, как уголь в шахтах, и в тени я почти невидим,
И глаза смоляного цвета разгорятся огнем вот-вот,
Я живу бесконечно долго, и в последней девятой жизни,
Смерть обходит меня сторонкой, потому что я ведьмин кот.
Я ловлю ей мышей на зелья, на болотах ловлю лягушек,
Хотя, стоит признаться, их бы обходил за 15 вёрст,
Мы живём за изгибом речки, в неказистой на вид избушке,
Возле дуба, чьи ветви гнутся от бесчисленных птичьих гнезд.
У лесных я всегда в почёте, будь то заяц или куница,
Будь то боров, медведь, лисица, не посмеют разинуть пасть.
Пусть хозяйка моя не любит с бестолковым зверьём возиться,
Но в лесу знает точно каждый ведьмовскую над зверем власть.
А в деревне коты и кошки исчезают с моей дороги,
Я для них, как оживший призрак, потерявший навек покой.
Лишь один озорной котенок, белоухий и хромоногий,
Меня ждёт каждый вечер, чтобы встретить снова рассвет со мной.
Ему словно плевать на ведьму, на дурную кошачью славу,
Он мурчит, как хвостатый трактор, сидя рядом со мной в ночи,
Я возможно старею, только надо все же сказать по праву,
Сам я жду с нетерпеньем встречи, чтоб услышать как он мурчит.
Хромоногий ещё мальчишка, ему месяца три от роду,
Его бросили в подворотне, не успел он открыть глаза.
Я своими зубами выгрыз его жизнь и его свободу,
Отбивая его от своры беспризорных и злых собак.
С той поры он окреп и вырос, может сам своровать сосиску,
Сам находит ночлег и пищу, сам гоняет собачий сброд,
Повредил в одной драке лапу, и спустил свои восемь жизней,
И хлебнуть успел горя больше, чем любой деревенский кот.
Я его навещаю ночью, когда ведьма готовит зелья
Из наловленных мной лягушек и не видит во мне нужды.
Чёрной тенью скользнув по полу прямо в щель под закрытой дверью,
Убегаю, увидев отблеск самой первой ночной звезды.
Жизнь текла бы привычным руслом, от охоты к вечерней встрече,
Я хотел бы так жить наверно не один ещё долгий год,
Только жизни претит стабильность, ей неведома бесконечность,
Что бы ты не хотел, в итоге, будет всё же наоборот.
Стоит только уснуть инстинктам, человечьим или кошачьим,
И судьба палачом заносит над твоей головой топор.
Его боль я услышал сердцем, потому что не мог иначе,
Я бежал по лесным тропинкам, по деревне, во весь опор.
Хромоногий лежал без звука, с каждым вдохом теряя время,
С каждой каплей пролитой крови из, оставленных псами, ран
Утекало оно на землю, он лежал позабытый всеми.
У последней девятой жизни не срастётся кровавый шрам.
Я сидел, потеряв надежду, я готов был на что угодно,
Лишь бы снова на крыше встретить рядом с ним золотой рассвет.
Тень легла на меня внезапно, так, что вздрогнул тогда невольно.
Голос ведьмы звучал, так будто, мне втыкали ножи в хребет.
Говорила она о даре, о балансе, о темных силах,
И о том, что она поможет дать котенку последний шанс,
Только смерть не потерпит, если ее кто-то лишит поживы,
И остаться на свете должен только кто-то один из нас...
***
Ведьмин кот вне законов жизни, для него застывает время,
Он лишь белым поводит ухом когда слышит, что бьют часы,
Он сидит безмятежно тихо на коленях у старой ведьмы,
Пока вновь не увидит отблеск самой первой ночной звезды.
Каждый раз когда сядет солнце, он из леса один приходит,
Убегают, скуля, собаки, лишь увидят хромую тень,
Уступают дорогу кошки , кличут Морок его в народе,
Он садится на старой крыше и встречает там новый день.
