Из подпола тянуло горькой сыростью,
И слышно было в вязкой тишине,
Как рисовала ночь, борясь с сонливостью,
Эскиз тенями яблонь на стене.
Косматым был наш сад и неухоженным.
Был прост и скромен домик на холме:
Иконка, хлам в комоде перекошенном
И вечность в узелочках макраме.
Мне было семь. И было полдесятого
Примерно на часах. И смутный страх
Стоял за шторой. И густое зарево
Закатное болело в небесах.
В углу, угрюмая, отяжелевшая,
Нахохлилась нетопленая печь.
А бабушка из сада потемневшего
Не шла никак. И я, не смея лечь,
Её ждала. И чудилось мне издали:
Мятежник-сад взбесился, одичал.
И ширился, и рвался в небо мглистое,
И домик ветхий в кулаке сжимал.
И обрастал ночной пейзаж гротесками:
Зелёной паутиной колдовской,
Причудливым узором арабесковым.
И всё терялось в дикости лесной.
И не вещами вовсе, а стихиями
Был полон мир, и не было людей.
Развоплощенье, магия, алхимия...
Но вот - привычно резкий скрип дверей,
И входит бабушка. - Ты что как поздно-то?
- Да огурцы полола в парнике...
Пропахло платье жижею навозною,
И паучок уселся на платке.
Такая заново живая, громкая,
Как будто отнятая у стихий,
Сидит у печки и газеты комкает,
И поджигает спичкой. И сухим
Вдруг пахнет деревом. Шипят смолистые
Поленья, и глядит в окно луна.
И чашка чая с земляничным листиком
Особой тайной до краёв полна.
Ещё чайку? - Ага. Ты знаешь, бабушка,
Боялась я - вдруг не придёшь назад?
- Ну что ты, внучка? Я в теплице, рядышком...
Не время мне... И опустила взгляд
Она задумчиво... И время было ей
Однажды - не раздался скрип дверной,
Не разгорелась бодро печка стылая.
Но где-то сад возделан неземной.
