Я ведь, знаешь, душу тебе ярлычками наверх.
Почему же гордыня и гнев для тебя не грех?
И разбитое сердце ты видишь, как чашу яда,
Не боясь попрощаться навек от такого лихого обряда.
Я тебя повязала на памяти черным, атласным бантом,
Ты приходишь, однако, ночами, незваный и странный фантом
И садишься на край леденящей моей кровати,
Просишь милости у меня, жаждешь моей благодати.
На колени встаешь, начинаешь молиться, как Богу,
Исповедуешь в том, что свернул не на ту дорогу,
Закрываешь руками лицо и дрожишь опять,
Я не Бог, но мне хочется снова тебя распять.
Наконец исчезаешь в густом, непроглядном тумане,
Оставляя разбитое сердце мое у себя в кармане,
У меня почему-то под ребрами слева свербит,
Боже мой, ты ответь, ну когда же уже отболит?
