Pochitai
пенни для глаз, оправа крепка' - лучше б/ушных линз,
в страсти безудержной волочась листья танцуют тверк.
ты - больше не
ты холодней тысячи антарктид,
каждому Робину нужен холм, чтобы вплотную лечь.
к тем, кто стоял впереди него - тем, кто стоял вдали,
сказки приучены жить со злом, даже его свергать.
только ты - миф
скроенный пазл сотен чужих доктрин,
вместо мечты нацепивший нимб, вместо регалий - прах.
будем дышать и в глуши лесов, будем глушить портвейн,
дань поднося скорлупе пустой, полой со всех сторон.
ты - точно тот
кто на любом экзамене ждёт ответ,
кто в любой скважине видит крест, если та под замком.
я продолжаю смотреть во тьму - сколько ушло таких,
недоразмявши свои глаза сложно гнать тетиву.
ты - абсолют
пусть не смутят серые угольки,
в месте, где листья танцуют тверк
Робин стрелял с двух рук.
Мурк
сколько подобных видали мы в мире погасших лун?
трещины в серой, сухой земле нам пропоют шансон.
если твой пульс и замрёт на миг - стрелки его толкнут,
и он пойдёт,
и ты поедешь бесспицевым колесом.
куда? не туда, куда гонит шофёр, а туда, где прочнее тупик.
где каждого встречного рад впустить знакомый слепой консьерж.
там каждый кирпичик способен стать тюрьмой для идееубийц.
и даже тебя
на доске объявлений покажут во всей красе.
можно лететь до луны под шум листьев, поющих рок.
выйди на свет, подойди к окну - там тебя ждёт гиппогриф.
можешь считать это новым днём, можешь простой игрой,
только, усевшись за спину Астольфу, пожалуйста, говори.
мы продолжаем смотреть во тьму в мире погасших лун.
каждый способен менять весь мир, лишь повернув ключи,
или же просто покинув дом, дверь со всех сил толкнув.
и, сев позади,
полететь к небесам, чтобы лампочки там включить
и пульс пойдёт ровно, прозреет консьерж и водитель поедет прямо.
листья закончат ночные танцы, люди отмоют грязь.
идеи воскреснут и будут жить, не стесняясь своих изъянов.
и Робин в конечном итоге поймёт, куда и зачем стрелять.
