Скрипка ноет, скрипит.
Он плывёт, будто спит
на ходу,
но не смеет упасть.
А проём, точно пасть,
за звездою звезду
поглощает, и звук
пальцы старческих рук
средь зимы
режет визгом стекла:
это танго на лагерный лад.
Семь
восьмых.
Скрипка воет на идиш
под шарканье тысяч подошв.
Неужели не видишь,
посмотри же, куда ты ведёшь?
Хлопья сажи ложатся на снег,
и ничем эту копоть не смыть.
А оркестр, как во сне:
семь
восьмых.
Неотвязный мотив.
Печи, всех поглотив,
ждут ещё эшелон.
Скрипнет кожаный плащ
надзирателя. Плачь,
скрипка! Аккордеон
разевает меха:
это танго слыхать
до весны.
Круг за кругом, и в печь.
Не присесть, не прилечь.
Семь
восьмых.
В Аргентине, за морем,
совсем не такая зима.
В Аргентине зимою
сгустится вечерняя тьма,
не по-здешнему крикнет
сирена в порту, и на миг
уцелевшая скрипка
рванёт:
семь
восьмых.
***
11 декабря отмечают День танго.
Музыкальная танго-культура, какой мы её знаем сейчас, обогащалась за счёт многих волн эмиграций.
Приезжие проходили через порт Буэнос-Айреса, оседая здесь целыми диаспорами и привнося в звучание танго новые музыкальные инструменты, манеру исполнения, характерные ритмы.
Некоторым выходцам из Восточной Европы удалось попасть в Аргентину до Второй мировой.
Но не всем.
Европейское танго, в отличи от чёткого ритмического рисунка одна вторая, принятого в Аргентине за канон, дышало в ритме семь восьмых: вспомните хотя бы Оскара Строка, это очень характерный пример.
Именно в таком ритме звучали оркестры в концлагерях нацистов.
Из-за снимков Яновского лагеря, возникшего после Львовского погрома, о "танго смерти" чаще всего упоминают в связи с его музыкантами, лучшими львовскими довоенными исполнителями, композиторами и авторами популярных песен. Снимки оркестра из концлагеря Яновский на окраине Львова были сделаны одним из заключенных и сохранились чудом. Но музыка за колючей проволокой звучала ещё с конца тридцатых.
И список лагерей, где людей истязали и уничтожали под музыку, включает почти каждый из известных конвейеров смерти в третьем рейхе
