Улицы Парижа превратились в очередной раз в безумие. Толпа, кажется, сошла с ума от переполнявших ее чувств. Народ был в каждом проулке, дворе и проходе. Кто-то был растерян, кто-то плакал, молил небо или же ругался…
Были и те, кто, впрочем, улыбался, но осторожно, боясь, что его улыбку заметят. И, разумеется, замечали.
Толпа переговаривалась, шумела.
-Неужели он, правда, мертв?
-Наш Марат (1) мёртв!
-Это невозможно! Это обман, ложь! Так не может быть! – какая-то женщина всерьез была близка к истерике. В ее глазах плясала какая-то странная боль. Нет, Марата она ни разу не видела, но любила его всерьез за все то, что он делал и то, как говорили о нем на улицах.
-Дрянь… убить ее (2) мало! Чёртово дворянское отродье!
С болью тяжело смириться, ее легче заменить ненавистью, запутать, отсрочить. А сегодня на улицах Парижа боль: предательски убит любимец народа Жан-Поль Марат.
Марат – непримиримый враг рабских цепей, циничный и неколебимый, пришедший давно к борьбе за права человеческие, сумел сделать так, чтобы его любили. И его действительно любили, обожали, называли его Другом Народа, и он издавал газету с названием от этого же прозвища…
Говорили, что он обитает в полуподвалах, и Марат действительно там обитал, когда скрывался от преследований за свои статьи и безумную жажду деятельности. Впрочем, привычки своей он не оставил и после того, как пришла Революция и, наверное, полуподвалов никто по сей день не знал лучше, чем он.
Говорили, что он знает всё и обо всех. Может быть, это было и преувеличено, но стоило, к примеру одному хоть сколько-нибудь видному деятелю непривычным маршрутом пройти по улице, чтобы завернуть к знакомому по какому-то пустяковому даже делу, как Жан-Поль уже знал об этом, и, если требовалось применить это знание для падения этого деятеля, слова приходили тут же. Если же было крайне нужно – находились и улики.
Конечно, Марат не был единственным пауком, что сплел какую-то ему одному ведомую шпионскую сеть. У Робеспьера (3) тоже были шпионы и в Комитете общественного спасения, и в Революционном трибунале и в Коммуне…
Но Робеспьер непозволительно упускал народ. Он был больше сторонником глобального, а Марат знал, что приходится успевать всюду, даже если слова в Коммуне, Комитете и Трибунале не отличаются от того, что говорят возле пекарни или цветочницы.
-Я люблю всё знать, - отшучивался Марат, когда Робеспьер строго и темно взирал на своего вынужденного союзника и врага одновременно. Максимилиан прекрасно понимал, что Жан-Поль один из тех людей, которых лучше переоценить, чем недооценить, так как опасность, исходящая от них, слишком велика.
Народ любил Марата. Народ любил Робеспьера. Но это была совершенно разная любовь. Марат был более человечным, приближенным к толпе и народу. Он казался понятнее, даже когда его взгляд (ласково прозванный Демуленом (4) «крокодильим»), останавливался на ком-нибудь так, что выворачивал будто бы его наизнанку.
Робеспьер же казался мраморным, неживым. Он олицетворял идею, плетение силы…
Несмотря на то, что народ любил многих, те, кто видел чуть-чуть дальше и умел понимать и размышлять, предвидели, что страшная борьба должна развернуться именно между Маратом и Робеспьером. Не Дантон (5) – любимец публики, не приблудившийся Сен-Жюст(6), не Эбер(7)или кто-то еще, а именно Марат.
Но у судьбы были свои планы.
Кто мог предвидеть, что некая Корде Мари-Анна Шарлотта, урожденная в дворянском гнезде, двадцати четырех лет отроду всерьез увлечется революцией настолько страстно, что примет близко к сердцу восстание жирондистов (8) и решит своими силами покарать единственного, по ее мнению, виновника это крови?
Такой поворот не снился никому из всевидящих и всезнающих.
Разумеется, покушения были всегда. Они предполагались, но их нельзя было просчитать настолько ровно и верно. На эту девушку, будь она затворницей, никто не обратил бы внимания, но она поступила по-своему.
Улицы Парижа полнились от слухов и волнений. Говорили о многом, но в основном – бред. Спорили, что это не девица убила Марата, а кто-то еще, а эта «дрянная девка» просто оказалась случайно свидетельницей и от страха не смогла оправдаться.
Луи Анутан Сен-Жюст услышал о произошедшем от Кутона (9) и, не разбирая еще точно, что чувствует по этому поводу, бросился к Робеспьеру, не то за разъяснениями, не то за успокоением. В какой-то момент Сен-Жюст даже хотел, чтобы выяснилось, что все это дурная шутка, но, наверное больше ему хотелось, чтобы один из слухов, которые тотчас всколыхнули Париж не оправдался. В народе кто-то произнес, что убийство подстроено самим Максимилианом, который давно хотел избавиться от Марата.
Сен-Жюст хорошо знал своего кумира, своего «наставника» - как мысленно он называл Робеспьера и прекрасно понимал, что никогда Максимилиан не стал бы делать подобного. Не так. Нет, ему хватило бы духа сотворить вещи и похлеще, но проблема в том, что эти идеи ему не пришли бы даже в голову. Робеспьер верил, что простое убийство сотворит из жертвы мученика, особенно, если речь шла о таком человеке, как Марат. Для падения же имени, прежде всего, конечно, имени, нужно было растоптать всю деятельность и всю его славу, нужно было заставить народ отвернуться от самой только памяти о том, что такой гражданин жил.
Нет, подобное убийство было бы не в духе Робеспьера, но Сен-Жюст страшно взволновался и бросился к Максимилиану.
Улицы бурлили. Кто-то предполагал, что нет никакого убийства, кто-то, что убийство было, но убит совсем другой Марат, кто-то твердил, что Жан-Поль только тяжело ранен. Событий было много за последние десять лет, но Сен-Жюсту, которого толпа душила своей плотностью, казалось, что никогда еще не было ничего более оглушительного и шумного.
Его узнавали. К нему подходили, хватали его за руки, за камзол, спрашивали. Он отбивался, отмахивался, сильнее надвигал шляпу на лицо и работал локтями, пробивая себе путь к Максимилиану, а кто-то в народе уже громыхнул:
-На части порвать эту дрянь!
И толпа, восторженная и неутомимая в своей жажде крови, радостно ответила на этот призыв гулом. Где-то лязгнуло железо…
***
-Это правда? – Сен-Жюст вбежал к Робеспьеру, задыхаясь от быстрой ходьбы и некоторого бега, который ему пришлось предпринять в последнем проулке.
В комнате Робеспьера было полумрачно, как и обычно – свечи хоть и стояли по столу, но не давил хорошего освещения. Да и Максимилиан был не один – он был в компании Камиля Демулена (что немного смутило Сен-Жюста, так как он недолюбливал этого романтичного и, как он считал, слабовольного представителя Революции), и со своим младшим братом – Огюстеном(10), который был знаменит тем, что носил ту же фамилию, что и старший брат и своим теневым положением рядом с Максимилианом.
Сен-Жюст постоянно удивлялся тому, что Огюстен хоть и походил на брата и во взглядах, и внешностью, все же…отличался от него разительно. Огюстен был в вечной тени блистательного возвышения Максимилиана, и иногда Луи казалось, что единственная его задача – беспрекословное выполнение поручений старшего брата. А еще, складывалось у Сен-Жюста такое странное впечатление, что Огюстен служит некой обузой для Максимилиана.
Нет, между братьями царило уважение и мир, никаких ссор и вспышек ярости не было ни с одной, ни с другой стороны, но Робеспьер-старший по природе своей был человеком одиноким и лишний, даже самый преданный человек, родственник, иногда мешал ему…
Даже сидели они по-разному. Робеспьер в своем кресле сидел совершенно свободно и спокойно – это было его кресло, его место. Огюстен же, сидел ближе к Камилю и на самом краешке.
-Здравствуй, Луи, - Максимилиан редко повышал голос, но и в спокойном его тоне всегда было что-то угрожающее, - о какой правде или неправде речь?
-Марат мертв? – свистящим шепотом спросил Луи, приводя себя в нормальное состояние, только голос выдавал: как так? Как это возможно?
-Боюсь, что это так, - Максимилиан скорбно склонил голову.
-Но как?- Луи отказывался понимать это.
-Присядь, - предложил Камиль. Он чувствовал себя в доме Робеспьера свободнее, может быть, это от того, что знал его хозяина куда лучше? Или, может быть, от того, что Робеспьер приглашал его чаще…
Луи Антуан отличался ядовитостью в словах, но сейчас он странно растерял насмешки свои и покорно опустился в кресло.
-Некая Корде Шарлотта, дворянка, двадцати четырех лет отроду, - Робеспьер-старший сохранял ледяное спокойствие и хладнокровие в своем голосе, - прибыла в фиакре на улицу Кордельеров, 30, и попросила аудиенции у Марата…
И как наяву перед Сен-Жюстом предстала картина – фиакр, потрепанная и потрескавшаяся краска на двери дома номер тридцать по улице Кордельеров, где обитал Марат…
-Но Симона(11), - также ровно продолжал Макисмилиан, словно бы пересказывал скучные новости из газеты, - не пустила ее на порог, сославшись на то, что Жан в дурном состоянии здоровья.
И это было правдой. Последние недели Марат не появялсля на улицах – страшная экзема, преследовавшая его уже длительное время, изводила его и не давала возможности нормально работать. Некоторое облегчение приходило к нему в ванной, где он и принимал посетителей, в редком, самом редком и особенном случае.
-Однако, сия настырная дрянь не сдалась, - продолжил Камиль, в его тоне была странная веселость, слишком уже не подходящая по случаю, - гражданка Корде прибыла к вечеру в дом Марата и сообщила, что у нее есть сведения о заговоре. А Жан любит слушать о заговорах…
-И очень любит всё знать, - заметил Максимилиан также спокойно и холодно. – Она прошла в ванную, где Марат ждал ее. Должно быть, она что-то начала ему говорить, а, приблизившись, ударила его в грудь ножом два раза…
Сен-Жюст не сдержал судорожного вздоха. Чтобы спрятать свое смущение, он взглянул на молчавшего до сих пор Огюстена и увидел, что и на нем нет лица.
-Я слышал, что ударов было не то семь, не то девять, - сказал Луи просто для того, чтобы сказать хоть что-то.
-Два, - возразил Огюстен, с благодарностью ухватившись за его фразу.
-Да, - подтвердил Максимилиан, - удара было два. Я сам видел тело.
-Что с девчонкой? – спросил Луи, пытаясь представить ее. Какая она – Шарлотта Корде? Красива? Она младше его всего на пару лет… должно быть, она перепугана и плачет?
-Взята под стражу, - коротко сообщил Робеспьер-старший.
-Ее едва не порвали в клочья, - добавил Камиль Демулен, - держится, она, к слову, весьма достойно. Более того, это создание успевает глумиться над стражей, над нами.
-Ее ждет эшафот? – вопрос был лишний. То, что шарлота уже мертва, Луи не сомневался.
-Да, - спокойно отозвался Максимилиан.
-Не лучше ли отдать ее толпе? – предложил вдруг Огюстен и Луи, как не был он озадачен внезапный происшествием, увидел вдруг в глазах старшего Робеспьера, которое и казалось ему порою – брат был обузой. Он явно не разделял точку зрения старшего своего родственника.
-Нет, - жестко отозвался Максимилиан. – Мы не варвары. Мы совершим правосудие. Народ должен видеть, что бывает с теми, кто творит беззаконие. И как Революция обходится с теми, кто убивает своих вождей. Марат был героем. Его смерть вошла в историю этим вечером.
-Народ готов глотку ей разорвать, - Сен-Жюст поежился, вспоминая, как грохотала толпа, как выкрикивала проклятия и оскорбления. Ему вдруг захотелось увидеть эту Шарлотту Корде…занятная, должно быть, личность!
-На вопрос «кто внушил ей такую ненависть к Марату», - Максимилиан заговорил так, словно продолжал какую-то мысль, прерванную появлением Сен-Жюста, - она ответила, что никто и ей было достаточно своего чувства, однако…
Он обвел взглядом своих собеседников, как бы предлагая им продолжить понятную лишь ему одному игру.
-Жиронда? – предположил Камиль. – Кто-то из них помог, подсказал…
-Наверняка, - согласился с Демуленом Огюстен. Он чувствовал себя неловко.
-Тогда мы имеем все основания начать их уничтожение, - Максимилиан, кажется, был доволен тем, что нашел понимание. – Смерть Марата – это скорбная для нас доля, и толпа еще не скоро утихнет, что нам на руку. Мы можем уничтожить наших врагов, пользуясь этим моментом. Или они уничтожат нас.
И Робеспьер-старший взглянул на Сен-Жюста, взглядом спрашивая его мнение. Луи это польстило!
-Да, - сказал он твердо, хотя мысли его все еще путались, - да, казнь этой дворянской девки должна пойти на пользу Республики. Мы не должны позволить ей уйти от гильотины и предадим ее смерти, как…
Окончания фразы он не нашел, потому что случайно взглянул в глаза Камилю и нехорошее чувство резануло ему душу. Камиль Демулен, кажется, едва заметно усмехнулся.
А может быть, то была только тень неровного освещения комнаты…
Примечание:
(1) Марат - Жан-Поль Марат, политический деятель эпохи Великой французской революции, врач, радикальный журналист, один из лидеров якобинцев. Известен под прозвищем «Друг народа», в честь газеты, которую он издавал с сентября 1789 года. Убит 13 июля 1793 года в возрасте 50 лет.
(2) Ее - Мари Анна Шарлотта Корде д’Армон более известная как Шарлотта— французская дворянка, убийца Жана Поля Марата. Казнена якобинцами 17 июля 1793 года в возрасте 24-х лет.
(3) Робеспьер - Максимилиан Мари Изидор де Робеспьер - французский революционер, один из наиболее известных и влиятельных политических деятелей Великой французской революции. Гильотинирован 28 июля 1794 года в возрасте 36 лет.
(4) Демулен - Люси Семплис Камиль Бенуа Демулен - французский адвокат, журналист и революционер. Инициатор похода на Бастилию 14 июля 1789 года, положившего начало Великой французской революции. Гильотинирован 5 апреля 1794 года в возрасте 34-х лет.
(5) Дантон - Жорж Жак Дантон - французский революционер, видный политический деятель и трибун, один из отцов-основателей Первой французской республики. Гильотинирован 5 апреля 1794 года в возрасте 34-х лет.
(6) Луи Антуан Леон де Сен-Жюст - французский революционер, военный и политический деятель Великой Французской революции. Гильотинирован 28 июля 1794 года в возрасте 26 лет, сторонник Робеспьера.
(7) – Жак-Рене Эбер - деятель Великой французской революции, крайне левый среди якобинцев, «предводитель» эбертистов и защитник санкюлотов, ярый противник Демулена. Гильотинирован 24 марта 1794 г., помимо политического обвинения, его обвиняли в краже белья.
(8) Жирондисты — одна из политических партий в эпоху Великой Французской революции.
(9) Кутон - Жорж Огюст Кутон - французский адвокат и политик, деятель Великой французской революции. Гильотинирован 28 июля 1794 года в возрасте 38 лет. Страдал параличом обеих ног.
(10) Огюстен - Огюстен Бон Жозеф де Робеспьер известный как Робеспьер-младший — деятель Великой французской революции, брат Максимилиана Робеспьера. После ареста брата Огюстен потребовал разделить его судьбу. 28 июля 1794 года он был казнён в возрасте 31-го года.
(11) Симона - Симо́на Эвра́р— участница Великой французской революции, сотрудница и возлюбленная Жан-Поля Марата.
