Теперь, когда ушла зима,
исчезли лики замороженных прохожих
и хоровод ведет весенняя листва
пренебрегая памятью былого. И похожи
стоят, стволы осин - на частокол. И пень укрыт рогожей
мха. Я вижу, что живя в круговороте
времен и исчезающего года
слегка притормозив на повороте
и повторив саму себя, природа
смиренно ждет, пока кого-то
не встретит. Он, шатаясь на ветру
затянет песнь протяжно и уныло,
не обращая взора в ту пору
ни на кого. Ведь жизнь его хранила
воспоминаний сонм, среди которых было
одно воспоминание о горе,
настигшее его ушедшим летом
безбрежное, как океан, как море
слез. И поглощенных светом
дней. Он больше не искал ответов.
Но лишь успокоения. Раздор
вносил в его мятущуюся душу
веселый смех и ликованье, взор
тогда свой темный устремлял он в сушу
слов, распластанных у ног его, не слыша
чужих, свои лишь признавая и твердя,
что горе закаляет только сильных
и что ему никак забыть нельзя
того, что было. И что в пыльных
чуланах все хранит ее былых
прикосновений и касаний след –
в вещах, в метле, в настольной белой вазе,
в стаканах на столе. Картина, плед,
окно – все помнит. И в его потухшем глазе
застывший образ. Как в экстазе
надрывно бьется он. И в сумерках, в ночи
не раскрывая уст, молчит, молчит.
