***

Неснятые сливки утра прильнули к гусиной коже,

Имбирь и лимон терзают трещины на губах.

Туманная заоконность сомнения смутно множит,

А сколько шагов до края – не разглядеть впотьмах.

Пусть маленький, пусть ослабший, теряющий кровь и листья,

На ощупь, тропой звериной, в горящий на кухне свет.

Противиться ржи и мёду бессильно лукавство лисье.

Янтарь обжигает горло и греет больной хребет.

Зажившие швы тревожны, но поддались обману,

Чья сладость разъела связки, чья горечь разъяла речь.

Каркас мой из мела сделан и жилами дрожи стянут,

И замшевой шкурой кошмара

Осталось его облечь.

А подозрение тлеет, и неиллюзорность тает.

Течет раскаленной каплей вдоль впадин косых ключиц.

Росчерк, рассекший склеры, застывшая запятая.

Фосфены, свиваясь в кольца, ложатся на дно глазниц.

Навязчивый послеобраз от ложного пробуждения –

В припадке мерцает лампа. Вид комнаты незнаком.

А кто-то подносит блюдце рассыпчатого печенья

И чашку. И вкус танина смягчается молоком.

25.12.22