Прости ты мне мое глухое настроенье,
Прости за глупости и все волненья,
Прости за то, что ересь языком своим я грею —
Прости, но по-другому не умею.
Я не умею пылко выражаться,
И страсть в чернила изливать
Я по-французски не могу прощаться,
Умею только по-английски забывать.
Я не могу быть идеалом — безнадежно
Никем мне в принципе не быть
Я не могу вот так вот — осторожно.
Меня так просто сжечь и так легко забыть.
Я не хранюсь на полках — ведь не книжка,
Но в памяти на каждом стеллаже
Мой образ — я и милый мишка —
Забытый, запыленный в витраже.
Мы оба с ним из глупой гнусной сказки,
Что пишет страстью жизнь моя и жизнь его.
Мы с мишкой в витражах не носим маски,
И от того не знаем вовсе ничего.
Я вышла из совсем другой картины,
Не маслом писанной, не натюрморт —
Вокруг меня там сплошь витрины,
И рядом ходит всякий мирской сброд.
С утра там нет ни радуги, ни солнца,
И счастья тоже нет — ты лучше не ищи.
Никто к тебе там больше не вернется,
А если горя хапнешь — не кричи.
Сполна там слез я горьких наглоталась,
И накричалась тоже я сполна,
Но раньше думала, что лишь игралась —
Пока не выпили меня до дна.
Теперь исчерпана и до конца разбита,
Сижу опять и плачу в темноте.
Сейчас бы, друже, в руки просто биту,
Чтоб выжить в этой громкой суете.
26.04.2013
