София Парнок

Сидит Агарь опальная,
И плачутся струи
Источника печального
Беэрлахай-рои

Трудно, трудно, брат, трехмерной тенью
В тесноте влачить свою судьбу

На Канатчиковой — переуплотненье,

Без оговорок, без условий
Принять свой жребий до конца,
Не обрывать на полуслове
Самодовольного лжеца

Безветрием удвоен жар,
И душен цвет и запах всякий

Под синим пузырем шальвар

Да, он взлетел когда-то
Над страшной пустотой,
Герой и конь крылатый
С уздечкой золотой

«Аттида, стебель нежный из дальних Сард,
С проворной Геро вместе не ходят в храм, —
Презрев обычай твой, богиня,
Дразнят мужей красотой напрасной

А под навесом лошадь фыркает
И сено вкусно так жует…
И, как слепец за поводыркой,
Вновь за душою плоть идет

Кармином начертала б эти числа
Теперь я на листке календаря,
Исполнен день последний января,
Со встречи с Вами, радостного смысла

Не небо — купол безвоздушный
Над голой белизной домов,
Как будто кто-то равнодушный
С вещей и лиц совлек покров

Котлы кипящих бездн — крестильное нам лоно,
Отчаянье любви нас вихрем волокло
На зной сжигающий, на хрупкое стекло
Студеных зимних вод, на край крутого склона

Как стужа лютая, так зной суров

Об этом дне в народе притчу знают:
Выдаивают ведьмы всех коров

А где-то прохладные реки
И нет ни проклятых, ни милых,
И небо над всеми одно
И каждое слово навеки,