Наталия Мисюра (Валге)

Во сне, наивном, как лубок, –
Цветов доверчивые лица.
Вот спит павлин, а, может, – снится,
Ползут лианы вверх и вбок...

Токай какой-то не такой,
Каким был некогда, и даже
Не разливается в пейзаже
Все затопляющей рекой;

"...Друг другу чужды и любезны..."
Мережковский
Луна такая, что – не спится.
Друг другу чужды и любезны.

в зеркальном кубе манекен
глядит словно не прочь помочь
выть волком мунком или кем
другим в рождественскую ночь

Безлюдный пляж из сна, белесого, как море:
Метут метелки трав, поют песчинки в хоре,
Вздыхает дюна и колеблются стропила.
Как зерна мака, тля все стебли облепила,

Волнами и всклянь наливается в комнату мгла.
Углы, погружаясь, пугают дурной глубиною.
Но лампа на миг зажжена, и поверхность стола
Всплыла, как Ковчег, вызволяя пространство больное...

"...У кастрюль съезжают крыши..."
Марина Клеймиц
Блестят в вечернем свете крышки
Домов, безликих, как коробки, –

Пугает это "Жили-были..."
Прошедшим временем. И в целом.
Не волком ль выли – мы ли, вы ли –
В пространстве злом и пустотелом,

Банально скажу, что банально сравненье с рыданьем –
Дождя – в переулке безлюдном, вечернем, лиловом...
Утешился, ибо блажен, удалился с уловом
Плавучего мусора и примирился с изгнаньем.

Здесь, в бутафорской тьме, придуманный король,
Живой настолько, что взаправду умирает,
То с жиру бесится, то страждет и играет
Великого себя, играющего роль

Озеро. Скрытый под олифой лик.
Красота по-вепсски. Ижора и Чудь.
Беспросветное, ослепит на миг –
Небо – разольется, живое, как ртуть.

Как церберы у мрачных врат Аида,
Где лестница уводит под уклон,
Являют стойкости лежачий эталон;
И что – метро без их таинственного вида!